Деа Триер Мёрк - Зимние дети

— Ждать осталось не так уж долго, — отвечает Сигне. — А я до этого еще приеду к вам домой денька на два, и мы приготовим все как следует для нашей самой маленькой. Как славно будет, правда?

— Я отдам ей свои игрушки, — говорит средняя.

— А папа сделал нам пещеру, — говорит старшая. — В мастерской, за гончарным кругом.

— Трудно тебе? — спрашивает Сигне, изнемогая от нежности. — Устал небось до смерти.

— Ничуть, — отвечает Якоб. — Они ведь у нас умницы.

Если бы еще не ссорились, никаких бы с ними не было проблем. А уж как стараются мне помочь! До того трогательно.

Девчушки возятся в постели, болтают и разворачивают маленькие подарки для мамы, которые они старательно упаковывали дома перед тем, как пуститься в долгий путь. Они сидят рядышком на ее кровати, как они сидели в купе поезда, отправляясь в увеселительную поездку куда-нибудь на природу солнечным летним днем.

— Каждый вечер мы все вчетвером укладываемся в большую кровать и читаем комиксы или смотрим телевизор. Плохо только, что ложатся они слишком поздно. Утром никак ее не поднимешь, — говорит муж, кивая в сторону младшей.

— А бабушка придумала для нас лотерею с картинками, — говорит средняя. — Завтра мы будем в нее играть, она нам обещала.

— Может, девочки хотят попить? — спрашивает Рёрбю. — Как насчет ядовито-зеленого лимонада?

— Ура-а! — хором закричали все три пигалицы. — Ядовитый зеленый лимонад!

Им выдали пластмассовые стаканчики и налили лимонаду, и они тут же наплескали на одеяло и на пол, так что Якобу пришлось их одернуть. А уже через минуту одна из курток соскользнула с кровати на пол прямо в сладкую лужу.

— Не очень-то они опрятны, как ты видишь, — говорит Якоб. — Да и дома тоже по-настоящему не убрано, но уж ты нас прости…

Сигне взяла младшую на колени. Девочка прижалась к матери теплой щечкой, ее рука лежит на маминой груди. Какой-нибудь год назад она еще кормила ее грудью.

— Да лежи ты спокойно! Мне же так не управиться.

Рёрбю бреет Оливии лобок, и та вся извертелась.

— Господи, до чего же щекотно!

— Давай, давай, Рёрбю! Что ты там церемонишься! — кричит Мария со своей кровати возле умывальника.

— Эй, оставь что-нибудь для Хольгера! — подключается Линда.

— Хольгеру придется подождать, — вздыхает Оливия. — Что поделаешь. Хуже всего, что пройдет черт знает сколько времени, пока они отрастут. А до этого они будут так колоться — жуть!

— Ну, все. Теперь тебе надо поставить клизму, — говорит Рёрбю, собирая бритвенные принадлежности. Очистить кишечник. И чтоб после полуночи ничего в рот не брать — ни жидкого, ни твердого! Не забудь!

— Ну маленький-то кусочек жвачки, диабетической? — Оливия умоляюще смотрит на Рёрбю.

— Ни в коем случае. Жвачка провоцирует слюноотделение.

— Так что тебе и подумать нельзя о чем-нибудь таком, от чего слюнки текут, — говорит Мария, подтыкая одеяло под спину.

— Отцу Хольгера сегодня исполнилось семьдесят, — говорит Оливия.

Сегодня Оливии должны делать кесарево сечение. Она встала пораньше, вымыла голову и переменила белье. Сегодня не двадцать девятое, как она надеялась. Но она примирилась с этим и все равно довольна и весела. Настроение бодрое. Окончен долгий путь. И зав. отделением обещал, что операцию будет делать он сам.

Со свойственной ей тщательностью собирала Оливия свои вещи. Косметичка упакована. Пальто аккуратно свернуто вместе со шлепанцами. Ярко-зеленое вязанье уложено в полиэтиленовый мешочек, а еженедельники раздарены, но только после того, как из них выдраны модели и инструкции по вязанью. Цветная фотография Калле завернута в бумагу и положена в карман внушительной сумки.

За час до завтрака Оливии поставили капельницу. Вводится глюкоза — по 20 капель в минуту.

В восемь часов ей ввели обычную дозу инсулина.

Хабиба сидит в ногах своей кровати. Выпрямившись и сложив руки на коленях, наблюдает оживление в палате.

Мария знаками и жестами объясняет ей, что Оливии сегодня будут вспарывать живот — большим ножом. И она показывает турчанке, какой большой будет нож.

Темные глаза Хабибы чуть не вылезли на лоб.

— Я ужасно боюсь, как бы они не забыли меня стерилизовать, — говорит Оливия, распростертая на своем ложе.

— Знаешь что, — говорит Сигне, которая стоит, опершись о дверной косяк, в одной руке сигарета, в другой коробок спичек. — Мы можем провести пунктирную линию по животу и написать: «Режьте здесь и помните, что меня надо стерилизовать». Я сейчас принесу красный фломастер.