Мари Осмундсен - Благие дела

Однажды Карианне приснилось, будто она идет мимо стортинга и по какой-то неясной причине заходит в здание. Она кого-то искала там, чтобы поговорить. Она шла через залы и коридоры, мимо одетых в униформу охранников, молодых ребят с портупеями и ружьями, с белыми арийскими лицами; вскоре она поняла, что попала в ловушку, что она может двигаться только туда, куда ее пускает охрана, а она направляла Карианну все дальше и дальше по лабиринту галерей и комнат. В здании были и другие люди, в гражданском платье, мужчины и женщины, каждый из них был занят собой и, видимо, не сознавал, что тут происходит, Карианна пыталась завести с ними беседу, но ее никто не слушал. Ей нужно было выбраться наружу, потому что рядом, в переулке, ее ждал на машине Даниэл, ей надо было попасть к нему, предупредить его об опасности, но она кругом натыкалась на заграждения, на баррикады, начавшие уже обрастать колючей проволокой. У Карианны была с собой большая спортивная сумка, а в сумке — не тренировочный костюм, а живая кошка. Важно было скрыть эту кошку, потому что один из охранников собирал кошек (на мгновение перед глазами Карианны мелькнула светлая вилла, полная антикварной мебели, развешанных по стенам картин и сиамских кошек). Стоит кошке пикнуть, и ее немедленно отберут, этого нельзя было допустить, и вдруг в сумке оказалась не кошка, а ребенок, грудной младенец. Карианна не могла нести его в открытую, на руках, тогда бы всем стало ясно, что это такое. И она шла, не подавая вида, небрежно держа сумку за ручку. Только бы ребенок не заплакал… Где же Даниэл? Она забрела в коридор, кончавшийся тупиком, там не было ни одной двери, Карианна повернула назад и встретила заграждения из колючей проволоки, которые охраняли гладкокожие юноши в форме, бесцветные и апатичные, они как ни в чем не бывало переговаривались друг с другом и не замечали ее. Она должна выбраться, вместе с ребенком, она должна попасть к Даниэлу…

Карианна проснулась, потная и разгоряченная, в комнате было темно, по-летнему парко и душно, в углу громко тикали часы.

Отпуск кончился, Карианна снова вышла на работу. Как-то после работы она забежала в скобяную лавку и купила медный гвоздь, большой декоративный гвоздь размером с указательный палец. Потом она зашла в спортивный магазин и отыскала там длинный, острый, как бритва, нож.

Под воскресенье она не стала ложиться спать. Она просидела ночь у окна. Около четырех начало светать, но она подождала еще почти полчаса, прежде чем поднялась с места, схватила красный фломастер, молоток и купленный накануне гвоздь и подошла к облюбованной точке в коридоре между гостиной и передней: стена там была не капитальная, не из бетона, поэтому, как знала Карианна, гвозди в нее вбивались хорошо. Солнце еще не всходило. Карианна нарисовала на стене большой глаз и наметилась гвоздем в самый центр круга, изображавшего зрачок. Салук-остабуре-хелкен-талис-вельзевул , шепотом пробормотала она. Затем три раза тихонько стукнула по шляпке, отступила на шаг назад и произнесла:

Карианна сделала еще три удара по гвоздю и отвернулась. Она чувствовала страшную усталость. Она не вздрогнула, когда увидела на полу перед собой гнома: на этот раз он явился по ее зову.

— Так и быть, виновника я тебе укажу, — сказал гном, — но это единственное, что в моей власти. Остальное — дело рук человеческих, а не бесовских, и ни я, никто другой из моей братии тебе не помощник.

Карианна опустилась на колени и заглянула в его тусклые желтые глаза.

— Ты должен ослепить их, — прошептала она. — Вот твое дело. Ты же слышал, к какой силе я взывала.

Он неторопливо кивнул. На косматой, морщинистой физиономии не было и тени улыбки, голос звучал без привычной задиристости.

— Слышал, слышал, — отвечал гном. — Только ты палишь из пушки по воробьям, а мне от этого ни тепло, ни холодно.

— По воробьям! — возмутилась она. — Ты знаешь, кому они служат?! Ты знаешь, кто стоит у них за спиной?!

— Ничего особенного они из себя не представляют, — сказал он, — и никто за ними не стоит. Они нахватались слов и идей, носящихся в воздухе, в том самом воздухе, которым дышишь и ты, а кто в этом мире свободен от предрассудков? Я вижу и слышу только искалеченные души, застывшие в своем развитии, да материнские сердца, стенающие во мраке.

Карианна смотрела на него разинув рот. Потом очнулась и замотала головой.