Камило Села - Улей

— Ты Кастана уже выучил на память?

— Нет, папа, не на память, это производит плохое впечатление.

— А кодекс?

— Выучил. Можешь спросить что хочешь, с любого места.

— Да нет, я только так, из любопытства.

Вентура Агуадо Санс вертит отцом, как ему вздумается, морочит ему голову «конкурсным сочинением» и «в корне неверной точкой зрения».

Вторая из дочерей доньи Виси, юная Виситасьон, недавно поссорилась со своим парнем — они встречались целый год. Прежнего ее поклонника зовут Мануэль Кордель Эстебан, он студент-медик. Теперь она уже с неделю ходит гулять с другим, тоже студентом-медиком. Король умер, да здравствует король!

У Виси в любовных делах тонкая интуиция. В первый день она с невозмутимым видом разрешила своему новому спутнику пожать ей руку, уже когда они прощались у дверей ее дома, — в тот вечер они выпили чаю с пирожными в ресторане «Гарибай». На второй день она позволила взять себя под руку, когда переходили улицу, — в этот раз они немного потанцевали и выпили по коктейлю в «Касабланке». На третий она покорно дала держать свою руку весь вечер — они ходили в кафе «Мария-Кристина» и, молча глядя друг на друга, слушали музыку.

— Начало любви между мужчиной и женщиной — самый волнующий момент, — осмелился он сказать после долгих размышлений.

На четвертый девушка не сопротивлялась, когда он взял ее под руку, — она как бы не заметила этого.

— В кино? Нет, в кино — завтра.

На пятый, в кино, он, будто невзначай, поцеловал ей руку. На шестой, в парке Ретиро, она с потрясающим хладнокровием уклонилась от объятий под выдуманным предлогом, предлогом женщины, уже наводящей свой подъемный мост.

— Нет-нет, пожалуйста, не надо, я прошу тебя, я не захватила губной помады, нас могут увидеть…

Она тяжело дышала, ноздри ее трепетали. Ей стоило больших усилий сдержать себя, но она подумала, что так будет лучше, изысканней.

На седьмой, в ложе кинотеатра «Бильбао», он обнял ее за талию и прошептал на ухо:

— Нас здесь никто не видит, Виси… дорогая моя Виси… жизнь моя.

Она, уронив голову на его плечо, проговорила тоненьким, еле слышным голоском, который прерывался от волнения:

— Ах, Альфредо, как я счастлива!

У Альфредо-Ангуло Эчеварриа застучало в висках, закружилась, как в горячке, голова и сердце учащенно забилось.

«Это надпочечники. Да, это надпочечники выделяют избыток адреналина».

Третья из дочерей, Эсперанса, быстрая, как ласточка, робкая, как голубка. Есть, конечно, и у нее свои штучки, но она знает, что ей к лицу роль будущей супруги, — она говорит мало, нежнейшим голоском, всем повторяет одно и то же:

— Как ты хочешь, я сделаю все, как ты хочешь. Жених Агустин Родригес Сильва старше ее на пятнадцать лет, он владелец аптеки на улице Майор.

Отец девушки в восторге, будущий зять кажется ему человеком достойным. Мать тоже счастлива.

— Представьте себе, мыло «Ящерица», то самое, довоенное, которого нигде не достанешь, и вообще все, что бы я ни попросила, он моментально для меня раздобудет.

Приятельницы глядят на нее с завистью. Вот счастливая женщина! Мыло «Ящерица»!

Донья Селия гладит простыни, вдруг раздается телефонный звонок.

— Кто говорит?

— Донья Селия, это вы? Говорит дон Франсиско.

— Привет, дон Франсиско! Что скажете хорошенького?

— Да ничего особенного. Вы будете дома?

— Да-да, вы же знаете, я домоседка.

— Прекрасно, зайду к вам часиков в девять.

— Когда хотите, вы же знаете, я вам всегда рада. Позвонить еще кому…

— Нет, никому не звоните.

— Ладно, ладно.

Донья Селия повесила трубку, прищелкнула пальцами и пошла на кухню выпить рюмочку анисовой. Бывают же такие удачные дни. Плохо, конечно, что выпадают и несчастливые, когда все идет вкривь и вкось, ломаного гроша не выручишь.

Когда донья Матильда и донья Асунсьон ушли из молочной, донья Рамона накинула пальто и отправилась нa улицу Мадера, там работает упаковщицей в типографии одна девушка, которую она учит уму-разуму.

— Викторита здесь?

— Да, вон она.

Викторита, стоя у длинного стола, упаковывает стопки книг.

— Здравствуй, Викторита! Не хочешь ли, милочка, зайти после работы ко мне в молочную? Придут мои племянницы сыграть в картишки, поболтаем немного, повеселимся.

Викторита краснеет.

— Хорошо, сеньора, зайду, если хотите.

Викторита готова разрыдаться, она прекрасно понимает, на что идет. Викторите лет восемнадцать, но она полная, статная, ей можно дать все двадцать или двадцать два. У девушки есть жених, его освободили от военной службы, потому что он болен туберкулезом; бедняга не может работать, весь день лежит в постели, совсем ослаб, одна у него радость, когда Викторита после работы заходит к нему.