Ник Хорнби - Hi-Fi

– Это Иен. Рэй.

Я молчу.

– Я подумал, может, нам с тобой надо поговорить? Обсудить пару вопросов?

Что-то… что-то сошло с ума. Окончательно и бесповоротно. Знаете, это выражение используют, когда что-то сначала идет вполне нормально, а потом вдруг начинает вытворять невообразимые штуки. Например, «демократия сошла с ума». Я тоже хотел бы употребить его, но не понимаю, что именно сошло с ума. Северный Лондон? Жизнь? Девяностые? Не знаю. Знаю только, что, живи мы в нормальном, вменяемом обществе, Иен не стал бы звонить мне, чтобы обсудить пару вопросов. И я не стал бы звонить ему, чтобы обсудить пару вопросов. Он мог бы позвонить мне, если бы ему понадобился человек, который заткнул бы ему в глотку его рэпперские штаны.

– Что нам с тобой обсуждать? – От злости мой голос дрожит, как бывало в школе в предвкушении драки, и поэтому он звучит совсем не гневно, а испуганно.

– Ты сам знаешь, Роб. Мои отношения с Лорой очень тебя огорчают.

– Ты будешь смеяться, но мне до них нет дела. – Четко и ясно.

– Роб, это не та ситуация, чтобы отшучиваться. Ты звонишь десять раз за ночь, ошиваешься вокруг моего дома…

Твою мать! Как он умудрился меня высмотреть?

– Я уже ни того, ни другого не делаю… – Четкости и ясности не остается и в помине, теперь я еле мямлю, как если бы в чем-то чертовски провинился.

– Мы заметили, и нас это радует. Но, как бы это… Каким бы образом мы могли поладить? Нам бы хотелось облегчить твое положение. Что нам для этого сделать? Я знаю, что Лора совершенно исключительная женщина и что тебе сейчас тяжело. Я бы с ума сошел, потеряв ее. Но мне хочется думать, если она вдруг решит со мной расстаться, я сумею с уважением отнестись к ее решению. Понимаешь, что я говорю?

– Угу.

– Вот и хорошо. Так на чем договоримся?

– Не знаю. – И я кладу трубку – не пригвоздив его убийственной остротой и не обрушив град оскорблений, а просто буркнув «не знаю». Он сделает из этого свои выводы.

Он.Вот и хорошо. Так на чем договоримся?

Я.О чем нам с тобой договариваться, хамло убогое. То, что говорит про тебя Лиз, – чистая правда.

Швыряет трубку.

Он.Вот и хорошо. Так на чем договоримся?

Я.Нет, Иен, ни о чем мы с тобой не договоримся. Во всяком случае, я с тобой не договорюсь. На твоем месте я бы поменял номер телефона. Сменил бы адрес. Скоро ты будешь вспоминать мои появления под окнами и десять звонков за ночь как счастливый сон. Ты меня еще узнаешь, сынок.

Швыряет трубку.

Он.Но мне хочется думать, если она вдруг решит со мной расстаться, я сумею с уважением отнестись к ее решению.

Я.Если она вдруг решит с тобой расстаться, я к ее решению отнесусь с уважением. Я к ней отнесусь с уважением. И ее друзья отнесутся к ней с уважением. Все дико обрадуются. И мир сразу станет лучше.

Он.Это Иен. Рэй.

Я.Пошел на хрен.

Швыряет трубку.

Ну да ладно.

Ладно, что толку. Я обязан был сказать что-нибудь в этом роде. Я обязан был употребить по крайней мере одно ругательство. Я, без сомнения, обязан был угрожать ему расправой. Нельзя было вешать трубку после «не знаю». Мысли об этом гложут и будут глодать меня, пока я в результате не загнусь от рака, от сердечной болезни или от чего-нибудь еще. Я не могу унять дрожь и все переписываю в голове наш диалог, пока моя реплика не становится стопроцентно убийственной, но и от этого мне не делается легче.

Сара шлет мне открытки на каждое Рождество, на них есть ее адрес и телефон. (Она их не пишет сама, а использует такие специальные сраненькие наклеечки.) В открытках всегда только «Счастливого Рождества! Целую, Сара», выведенное округлым учительским почерком, и больше ничего. Я тоже поздравляю ее – такими же немногословными посланиями. Пару лет назад я отметил, что у нее переменился адрес; а еще отметил, что если раньше она жила в номере таком-то по такой-то улице, то теперь после номера появилась буква, и буква эта не «b», которая все же могла бы относиться к дому, а «c» или «d», что явно говорит о квартире. Тогда я не стал особо об этом задумываться, но теперь вижу в смене адреса смутный намек на то, что номер такой-то по такой-то улице принадлежал Тому, и, значит, его уже нет поблизости.

Она почти не изменилась, ну, может быть, слегка похудела (Пенни, та заметно поправилась, но с тех пор, как я видел ее в последний раз, она стала вдвое старше; Сара же всего только превратилась из тридцатилетней в тридцатипятилетнюю, а в ходе такого превращения редко кто отъедается), однако смотрит из-под своей челки ровно с тем же выражением, что и когда-то. Мы идем в пиццерию, и мне тяжело видеть, как много это для нее значит – не сам факт ужина в пиццерии, а то, что ее туда пригласили. Том действительно ушел и сделал это в весьма, так сказать, эффектной манере. Представьте себе: он не сказал, что его не удовлетворяют их отношения, или что он познакомился с женщиной, с которой теперь намерен встречаться, или что уже встречается с другой, а взял и объявил, что женится. Классика, не правда ли? Другой бы на моем месте заржал, но я сумел удержаться.