Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

Письмо Винсента к Тео, 28 июня 1890 г.

"Вчера и позавчера писал портрет м-ль Гаше за пианино, который, надеюсь, ты вскоре увидишь: платье розовое, стена в глубине зеленая с оранжевыми точками, ковер красный с зеленым, инструмент темно-фиолетовый. Формат — метр в высоту на полметра в ширину.

Я писал эту фигуру с большим удовольствием, но далась она мне нелегко. Д-р Гаше обещал, что уговорит дочь позировать мне еще раз — теперь уже за фисгармонией".

У Винсента есть профессия, вернее сказать, призвание, которому он отдается каждую секунду своей жизни, как если б он постригся в монахи и стал служителем всемогущего бога, требующего от своих приверженцев, чтобы они поклонялись ему с холстом, поставленным на мольберт, и не выпускали из рук палитру и кисти как символ их веры. Эти неофиты живут только ради выразительности, формы и света, говорят только о восприятии, перспективе и фокусных линиях, а все, что не есть создание изображений и композиция, отправляется в глубины чистилища их жизни, поскольку они хранят верность цвету как единственной истине, явленной во вселенной, единственному источнику надежды в этом бренном мире, альфе и омеге. Для Винсента живопись — это все, от нее зависит его счастье на земле, ни на что другое он не возлагает надежд, и ничто другое ему не нужно: то, что не имеет непосредственного отношения к работе, вгоняет его в тоску и скуку, как потерянное время.

Но я прониклась его верой, я понимаю ее и ценю, и пусть я еще не принадлежу к кругу избранных, мое единственное стремление — разделить эту веру с ним, и я готова посвятить себя ей душой и телом, принести обет бедности и унижения и не иметь иного будущего, кроме этой общей страсти. Я предвижу трудности, ожидающие нас на этом пути, всю тяжесть нашего положения, и принимаю их, я принимаю этот путь и отдаюсь ему целиком как единственному данному мне шансу в свою очередь присоединиться к его религии, и сегодня я отрекаюсь от всего бесполезного и ничтожного, я не прошу ничего, ни дома, ни приличного образа жизни, ни украшений, ни детей, я хочу только одного: всю жизнь оставаться рядом с ним, помогать ему, поддерживать на избранном пути, заниматься живописью, пока смерть не разлучит нас, любить его и быть им любимой.

Письмо Винсента к Тео, июнь 1890 (636)

"…По зрелом размышлении, я не думаю, что работа моя станет хорошей, но лучшей, чем раньше, — наверняка. Все же остальное, например взаимоотношения с людьми, имеет лишь второстепенное значение. У меня нет таланта в таких вещах, и тут уж я ничего поделать с собой не могу…"

Мы сидели бок о бок в поезде на Париж, он рассматривал проплывающие поля, я протянула ему свою тетрадь для рисования, ту же, которую он выбросил, когда мы работали рядышком на берегу Уазы, он взял ее со скучающим видом, полистал, остановившись на портрете Элен в стиле мадам Рекамье [40] "Портрет мадам Рекамье" — картина французского художника Жака Луи Давида, написанная им в 1800 г. . Потом медленно отвел его в сторону, какое-то время подержал кончиками пальцев, прищурил глаза и наконец вернул его мне, скорчив гримасу.

— Зачем ты пишешь?

— Потому что мне хочется, я пишу с детства.

— Я тебя спрашиваю не с какого времени ты пишешь, я тебя спрашиваю зачем. Приведи мне причину, которая заставляет тебя писать.

— Думаю, потому, что мне это нравится.

— Сомневаюсь. Проблема в том, что ты не можешь ответить на этот вопрос.

— Я хочу брать уроки, чтобы научиться.

— Ты ничего не понимаешь! Я говорю о тебе самой, черт побери! Живописи не учатся, уроки ничего не дадут! Зачем брать уроки у плохих художников, которые убьют все, что в тебе есть лучшего, которые как чумы боятся всего нового, потому что сами способны создать только нечто застывшее и лишенное души. Единственное, в чем могут помочь уроки, — это выбрать спокойную, без всяких рисков дорогу, по которой уже прошел преподаватель, и уткнуться в тот же тупик, что и он. Не бойся встретить опасность, разбить лицо и страдать. Найди свою дорогу сама, тебе никто не нужен, чтобы стать художником, посмотри на то, что перед тобой, закрой глаза и пиши то, что ты увидишь внутри себя. А если ничего не увидишь, если там ничего нет, перестань писать.

Я спросила, как ему нравится последний портрет Элен, он не ответил, достал из внутреннего кармана куртки газету и погрузился в чтение.

Мы вышли на Северном вокзале, в толчее и суматохе, Винсент не переносил ни шум толпы, ни удушливый запах паровозного дыма. Ему захотелось вернуться обратно в деревню. Утром я его попросила сопровождать меня в академию Жюлиана. Он в конце концов согласился, но нужно было подождать, пока он закончит свою сегодняшнюю картину. Теперь он жалел, что уступил, ворча, что это была плохая мысль, что посредственных художников и без того хватает и лучше было подождать конный омнибус номер пять, который привез бы нас сразу к перекрестку Сен-Жермен.