Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

— Эти рисунки, если они тебе нравятся, я их тебе дарю. Но я не желаю ничьих милостей!

— Почему? — воскликнула она.

Не успела я ей ответить, как внезапно появился Жорж. Он выглядел взвинченным, волосы в беспорядке и галстук наперекосяк. Бросил свою накидку на плетеный диванчик. Элен предложила ему чаю, но он сухо отказался, тогда она предложила немного мадеры, если он предпочитает более крепкие напитки.

— Ты не могла бы оставить нас вдвоем, — попросил он. — Нам с Маргаритой надо поговорить.

Элен встала все с той же улыбкой, ничуть не обидевшись.

— Понимаю, — промолвила она.

— Останься, прошу тебя, — сказала я. — Элен — моя лучшая подруга, и у меня нет от нее секретов.

Я надеялась этим жестом принести извинения за то, что оттолкнула ее протянутую руку, и, догадываясь о причине взволнованности Жоржа, не хотела оставаться с ним наедине. Присутствие Элен его не особенно смутило. Элен оставила нас, и, пока ее не было, мы хранили молчание. Она вернулась с графином мадеры на серебряном подносе и тремя рюмками, наполнила их и протянула каждому. Жорж осушил свою одним глотком, словно собираясь с духом.

— После обеда, — начал Жорж, — пока вы были в саду, отец сообщил мне, что принял решение. Или мы поженимся и я начну в сентябре учиться фармацевтике, или он больше не даст мне ни гроша и выставит за дверь. Я возразил, что ты еще не дала ответа. Он сказал, что уже переговорил с твоим отцом и тот согласен при условии, что приданого не будет, мой отец не возражал, так что больше нет никаких причин затягивать дело. Вот.

— Что «вот»? — спросила я.

— Нам придется пожениться.

— Приди в себя, Жорж, об этом и речи быть не может. У меня тоже есть право голоса, и я говорю «нет».

— У меня тоже нет никакого желания, но что еще остается? Или катастрофа, нас ждут еще худшие неприятности.

— Тебя — возможно. А для меня ничего не меняется. Моя жизнь и так невыносима, куда уж больше.

— Послушай, Маргарита, есть один выход. Мы можем сделать вид, будто уступили и приняли ультиматум — поженимся, чтобы от нас отстали. Только для вида. Исключительно чтобы обеспечить себе покой и время. Если хочешь, будем спать в разных комнатах.

— Ты шутишь?

— Я очень серьезен. Ты сможешь делать то, что пожелаешь. Как и я. Мы просто двое друзей, которых семейные обстоятельства вынудили прибегнуть к специфическим способам защиты. Выживания ради. Мы разведемся, как только это станет возможно. Я возьму всю вину и расходы на себя. Обещаю в присутствии Элен.

— Я не выйду за тебя. И ни за кого другого тоже, кстати. Я никогда не буду собственностью мужчины. Не имею намерения менять одну тюрьму на другую.

— Напротив, ты будешь свободна. Тебе больше не нужно будет выносить отца, а меня ты и видеть-то почти не будешь. Придется обедать у моего отца по воскресеньям и время от времени обозначать свое присутствие на семейных сборищах, чтобы соблюсти приличия. А в остальном — делай что хочешь. Скажи ей, Элен, что это хорошая мысль и она ничем не рискует.

— Верно, — заметила Элен, — если вы не поженитесь в церкви, вас это ни к чему не обязывает.

— Ты сможешь заниматься живописью, сколько душе угодно, — продолжил Жорж, — я оплачу тебе любых преподавателей, каких захочешь. И клянусь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Прошу тебя, не говори «нет», подумай спокойно, и сама увидишь, что это идеальный выход для нас обоих.

Жорж улыбнулся мне, по крайней мере попытался, движение губ выдало его беспокойство и превратилось в гримасу. Он пригладил волосы, встал, взял свою накидку и поспешно удалился.

— Мне его жаль, — сказала я Элен. — Но это шантаж, и я на него не поддамся.

— Однако что плохого, если вы с Жоржем поженитесь?

— Ты так думаешь?

— И потом, разве у тебя есть выход? Как ты собираешься сопротивляться?

— Не знаю; в этой стране хуже нет, чем быть женщиной.

«Лантерн» (радикально-социалистическая ежедневная газета, которую читал Винсент)

«Банкротство уже стоит у дверей Ватикана, и те подробности, которые публикуются в итальянской прессе, производят тягостное впечатление. Составленный на 1891 год бюджет сводится с дефицитом в 200 000 франков из-за продолжающегося уменьшения лепты святого Петра [21] Лепта святого Петра, или денарий святого Петра, — ежегодная обязательная дань, взимавшаяся в некоторых странах в пользу папского престола. С XIX в. приобрела статус добровольного подношения. . Торговля дворянскими титулами, индульгенциями, медалями… также переживает значительный спад. Мы спокойны за судьбу Льва XIII, он не будет сидеть на мосту Искусств с деревянной плошкой для подаяний рядом с собакой, по примеру легендарного слепца [22] Имеется в виду знаменитый слепой нищий, стоявший на коленях на парижском мосту Искусств. Открытка с его фотографией разошлась по всей Франции. ».