Жан-Мишель Генассия - Вальс деревьев и неба

Впервые отец открыто заговорил об этом. За последний год его привычная меланхолия превратилась в апатию, он не отрывался от газет, которые посвящали целые развороты этой невероятной истории, потрясшей Республику, каждый день добавляя новые порции скандалов и разоблачений очередного сенатора или депутата или рассказывая о подозрениях, которые нависли над таким-то министром. Если им верить, все были замешаны, все продажны, все участвовали в дележе между мошенниками-сенаторами сотен миллионов франков, принадлежащих несчастным вкладчикам, чьи сбережения предположительно растворились в прорытых извивах этого злополучного канала. Вот в это он не верил ни секунды. Речь шла не о неудачном плане, а о монументальном мошенничестве, крупнейшей махинации всех времен, тщательно организованной, рассчитанной на длительный срок, с разветвленной международной сетью. И он вцеплялся в газетную страницу, рассматривая ее со злобным видом, словно старался прочитать между строк, раскрыть самые тайные пружины заговора, который разорил его, полакомившись его деньгами, увидеть то, о чем журналисты не осмеливались рассказать, — но он-то был уверен, что сумеет найти чудесный способ выпутаться, не потерпев слишком большого урона, и вернуть часть своего добра. Он расстраивался, причем с каждым днем все больше, и не только потому, что видел, как утекают его деньги, и ничего не мог сделать, чтобы спасти их, но и потому, что его держали за индюка, которого ощипывали в свое удовольствие, пока тот не обнаружил, что его обобрали дочиста. Я была в курсе его инвестиций, но не подозревала, что удавка затянулась так туго. Со мной он никогда не заговаривал об этой проблеме, меня это не касалось. С детьми не обсуждают денежные вопросы, тем более с девочкой, которая ничего в этом не смыслит. То, что он заговорил при всех, тем более при Секретане, показывало, до какой степени он задет. Отец ничего не делал случайно, в простоте души или без задней мысли. Пока Секретан его утешал, заверяя, что сражение только началось и рано или поздно часть вложений к нему вернется, что деньги — дело наживное и отец всегда может рассчитывать на его нерушимую дружбу, я поняла, куда тот клонит и почему пожаловался при людях, выставив на всеобщее обозрение свою жалостную физиономию и убитый вид. Действуя таким образом, он привязывал к себе Секретана, подтверждая будущий брак. Он знал, что я никогда не выберу путь в медицину, намеченный для моего брата, зато твердо рассчитывал благодаря этому союзу заполучить клиентуру, которую Секретан не преминет ему направить. И компенсировать этими доходами деньги, которые он потерял. Я служила ему разменной монетой. Он продавал меня тому, кто больше даст, во имя собственных интересов. Секретан успокоил отца, и вид у него стал повеселее. Я решила не сообщать ему, что он будет вновь разочарован результатом своих инвестиций.

Панамская афера обернулась самым крупным финансовым скандалом во Франции. Более 800 000 человек разорились, ущерб составил сумму, эквивалентную шести миллиардам евро, и сотня парламентариев, высокопоставленных чиновников и министров скомпрометированы.

После обеда мужчины устроились под стеклянной крышей, поскольку г-н Секретан решил, что здесь будет его новая курительная; он предложил гаванские сигары, которые кузен привез ему с Кубы, но атмосфера стала настолько удушливой, что я оказалась первой, кто сбежал на свежий воздух, вскоре за мной последовали другие дамы: одни из них кашляли, у других слезились глаза и покраснели носы. Мужчины решили продемонстрировать свое мужество и держались, но завитки сигарного дыма свивались все гуще, и в конце концов они были вынуждены выбраться по одному наружу под угрозой смерти от удушья. Г-н Секретан казался искренне разгневанным тем фактом, что, несмотря на совершенно непомерную цену, которую он заплатил, его инженер выказал себя полной бездарью, не предусмотрев вентиляционного люка для дыма, и клялся, что подаст на него в суд. Потом он дал сигнал к отбытию, и мы отправились пешком к мэрии — после столь обильной трапезы прогулка представлялась совершенно необходимой. По дороге я заметила, что Жорж и его отец идут рядом и последний весьма энергично размахивает правой рукой. Жорж казался подавленным и бросал на меня растерянные взгляды.

Я незаметно подобралась поближе к застенчивому кузену Антуану и принялась расспрашивать его о пребывании в Америке. Он ездил туда по делам своей лионской фирмы, торговавшей шелком, строчевышитыми и басонными изделиями. Он был счастлив встретить кого-то, кто интересовался им самим и его коммерцией, и не заставил себя просить, чтобы выложить кучу бесценных подробностей. То, что он рассказал, ошеломило меня и привело в уныние. От Гавра плыть дней десять, и, по его словам, путешествовать можно только первым классом, что встало ему в тысячу франков. Я ужаснулась подобной сумме, но он заверил, что оно того стоило, если не хочешь мокнуть в постоянных брызгах ледяного моря, рисковать жизнью на скользких ступенях и терпеть скученность, ужасный запах в туалетах, сомнительную гигиену неудобных лежаков, рвоту и стоны людских масс, опасности нижней палубы с ее адским шумом и невыносимой вибрацией машин, не говоря уже о тухлой еде, поданной в огромных сальных кастрюлях. И за эти отвратительные условия придется заплатить как минимум триста франков. Мне это показалось непомерным, но я постаралась не выдать своего волнения; учитывая состояние моих финансов, я наверняка обречена на тошнотворную нижнюю палубу. Эта перспектива ужасала, и я спросила себя, хватит ли у меня мужества и сил перенести такое испытание. Описание жизни в Нью-Йорке тоже обескураживало: город был невероятно уродлив, кишел крысами, отвратительными до дрожи, а с наступлением вечера оставался на откуп бесчинству и вымогательствам проходимцев со всего мира. Отбросы человечества прибывали туда бесконечной волной, и не имело смысла рассчитывать на полицию, столь же бесполезную, сколь и коррумпированную. Зато он был поражен невероятной быстротой, с какой там делались дела, коммерсанты и люди из общества покупали во всю прыть; то, что здесь требовало месяцев пустословия и усилий, там устраивалось за несколько дней. Оказавшись у дверей мэрии Понтуаза, он посмотрел на меня с озабоченным видом и спросил, не собираюсь ли я туда отправиться, — он бы не рекомендовал подобное путешествие молодой девушке из хорошей семьи; казалось, он вполне успокоился, когда я заверила, что просто обожаю слушать рассказы о приключениях и дальних странах.