Том Хэнкс - Уникальный экземпляр - Истории о том о сём

ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ САМУЮ ГРАНДИОЗНУЮ дворовую/чердачную/усадебную распродажу Западного полушария в сочетании с "Полной ликвидацией" всей сети универмагов "Монтгомери Уорд" — и получите некоторое представление о масштабах "Толкучки" (так прозвали это место завсегдатаи). Вы можете целый день бродить вдоль прилавков, установленных на отвалах пустой породы между пунктами объявлений, жевать хот-доги "перч" или необыкновенного вкуса попкорн — и бороться с желанием купить все и сразу, с оглядкой только на размеры бумажника и багажника. При желании я мог бы за двести баксов приобрести столик из капа красного дерева, или двухкамерный холодильник "Амана" 1960 года, или переднее и заднее сиденья от "меркьюри-монтего". К счастью, все это у меня уже есть!

ТОЛЬКО Я СОБРАЛСЯ заглянуть в кафе и освежиться порцией мороженого с цедрой лайма, как мне на глаза попалась древняя пишущая машинка — портативный "Ундервуд" из черного дерева, который, шутки в сторону, сиял на солнце, как спрингстиновский хот-род. Беглый осмотр показал, что лента вполне годна к использованию, нужно лишь немного прокрутить катушку, а футляр с отломанной ручкой сохранил некоторую часть подложки из папиросной бумаги, которую несложно реставрировать. Хотя современному человеку пишущая машинка нужна как рыбе зонтик, я предложил парнишке, стоявшему за прилавком, "сороковник за эту допотопную рухлядь в ломаном футляре", и тот ответил: "Вроде нормально". Надо было двадцать предложить. А то и пятерку.

ДОМА я сразу поставил машинку на кухонный стол и проверил состояние буквенных клавиш с помощью одного предложения: "Съешь ещё этих мягких французских булок да выпей же чаю". Клавиша "д" слегка западала, литера "а" немного провисала. Цифровые клавиши нареканий не вызывали, а после серии ударов разработались даже клавиши со знаками препинания. Я напечатал: "Купил сегодня эту машинку, и что вы думаете: она работает…" — но когда в конце строки звякнул, как положено, чистый, отчетливый звоночек, меня — вжжжух — утянуло в пространственно-временной континуум, и я совершил путешествие назад во времени, длившееся либо долю секунды, либо все 49 лет, как один миг…

ДИНЬ! ПЕРВАЯ ОСТАНОВКА: подсобное помещение в отцовском магазине автозапчастей, где теперь городская автостоянка номер девять, на углу Вебстер и Элкорн. В подсобке стояла большая старая пишущая машинка, но я ни разу не видел, чтобы отец на ней печатал. В детстве я по выходным отстукивал на ней мизинцами свое имя. А подростком вообще обходил этот магазин стороной: случись мне там засветиться, отец припахал бы меня на целый день — проводить инвентаризацию…

ДИНЬ! Я, восьмиклассник средней школы имени Фрика ("Вперед, рыси!"), редактор ученического журнала "Штандарт", наблюдаю, как миссис Кей, учительница журналистики, набирает мой материал "Добро пожаловать, слабаки!" на ротапринте, который потом выдаст 350 экземпляров нашего журнала, читаемого по меньшей мере четырьмя десятками учащихся. Я лопался от гордости, когда впервые увидел свое имя на страницах периодического издания…

ДИНЬ! Я, старшеклассник гимназии "Логан", нахожусь в старом кампусе, на верхнем этаже здания, которое считается сейсмоопасным (на моей памяти ни разу не дрогнуло), в кабинете машинописи (уровни 1, 2 и 3), рассчитанном на желающих получить профессию секретаря-референта. Там нет ничего, кроме конторских столов и неубиваемых пишущих машинок, а учителя к нам до такой степени равнодушны, что никого из них я даже не помню в лицо. Некто ставил пластинку на проигрыватель, и мы под диктовку долбили по клавишам. После одного семестра машинописи первого уровня меня, к счастью, приняли в бригаду киномехаников. Вместо того чтобы сидеть на уроках, я расхаживал по школьным кабинетам, устанавливал кинопроекторы и крутил учебные фильмы по заявкам тех учителей, которые сами не справлялись. Поэтому я мало что смыслю в стандартах деловой переписки и в формах обращения — это вообще темный лес. Секретарь-референт из меня никакой. Короче, с тех самых пор я и печатаю…

ДИНЬ! В два часа ночи я, студент колледжа "Уорделл-Пирс", сижу в комнате общежития и печатаю курсовую (сдавать через 8 часов) по риторике — да-да, был такой предмет. Моя тема звучала так: "Сравнительная критическая аргументация в спортивном репортаже (в сфере бейсбола и легкой атлетики)", а выбрал я ее потому, что был спортивным обозревателем студенческого журнала "Первопроходец "Уорделл-Пирса"" и незадолго до этого освещал соревнования по указанным видам спорта. Мой сосед по комнате, Дон Гаммельгаард, хотел спать, но меня поджимали сроки. А под проливным дождем я просто не решился бежать через всю территорию в здание для самостоятельной работы студентов. Насколько мне помнится, за курсовую по риторике я получил высший балл*.