Ольга Покровская - Всегда буду рядом

Я произносила все это и невольно думала, что, может быть, все же не так уж случайно выбрала именно этот монолог, именно эту героиню. Может быть, было в этой героине что-то не только от Таньки, но и от меня, вечной фантазерки, мечтательницы, плывшей по реальной жизни и не желавшей ее замечать? Кто знает… Вероятно, тогда я была еще слишком молода, чтобы все это достаточно глубоко проанализировать.

– Вы так думаете? – спросил меж тем седоватый преподаватель. – Хм, любопытно.

По его сдержанному, невозмутимому выражению лица я не могла понять, как он относится к высказанным мной предположениям. Возможно, он сейчас подсмеивался надо мной, считал, что я несу полную чушь, но меня было уже не остановить.

– Конечно, – тряхнула головой я. – И эта любовь ее – она тоже выдуманная. Такое внутреннее бегство в сказку. Катерине нравится мечтать, что где-то есть жизнь лучшая, более чистая, честная, свободная и однажды найдется принц, который поможет ей туда попасть. Вот она и наделяет чертами этого вымышленного принца первого попавшегося человека. И сама не замечает, как криво сидят на нем сияющие доспехи.

– Это очень интересно, – отозвался преподаватель.

И Макарова тут же склонила к нему свою фарфоровую голову, увенчанную пышной прической, зашептала:

– Игорь Иванович, нельзя, мы задерживаем…

– Да-да, – спохватился тот. – Извините, ммм… – Он заглянул в лежавшие на столе бумаги. – Влада. Вы свободны, пригласите, пожалуйста, следующего.

К метро мы с Кирой в тот день брели как-то не особенно весело. Она так и не рассказала мне, как прошло прослушивание. Но по тому, как она хмурилась, кусала губу и какие ядовитые замечания отпускала о встречных людях, я понимала, что, вероятно, все сложилось не слишком удачно.

– Гляди-ка вон на ту, – Кира указала мне подбородком на спешащую впереди нас женщину. – С таким задом юбку полупрозрачную нацепила и выступает, звезда пленительного счастья!

Я невольно фыркнула.

Через пару минут кто-то окликнул меня сзади:

– Эй, Катерина!

Я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, а когда обернулась, увидела, что нас с Кирой догоняет тот самый парень, с которым мы болтали у окна.

– А, Николай Всеволодович, – отозвалась я. – Ну, как все прошло?

– Нормально вроде бы, – улыбнулся он. – И кстати, меня на самом деле Стас зовут.

– Как интересно, – отозвалась Кира своим фирменным невозмутимо-насмешливым тоном. – Влада, ну разве это не интересно?

– Вполне, – сказала я.

Мне не хотелось так уж грубо отшивать этого Стаса. Но Кира явно была во взвинченном состоянии, а потому лучше ему было сегодня за нами не увязываться. Кирина язвительность и в лучшие-то ее дни могла довести человека до белого каления.

– Я Влада, – сказала я Стасу. – Ну пока, еще увидимся.

И подхватив Киру под руку, заспешила к метро.

Дальше были еще прослушивания, но после того, самого первого, впечатления о них оставались уже какими-то смазанными. После каждого испытания нас оставалось все меньше, но и я, и Кира, и Стас пока еще держались. Запомнила я лишь самый последний экзамен, сочинение на свободную тему.

Нас всех рассадили за столы в огромной аудитории и дали задание: написать внутренний монолог героя. В Москве все еще стояла жара, и, несмотря на приоткрытые форточки, в аудитории было ужасно душно. От этой духоты у меня, казалось, все плавилось в голове, хотелось выскочить из этого дурацкого здания и рвануть куда-нибудь за город, к реке. Бултыхнуться с пирса вниз головой и всей кожей ощутить прохладную влагу. Немного досадно было, что из-за данного Кире слова я не могу сейчас плюнуть на все и уехать на дачу, к речке, к лесной прохладе. А впрочем, после того, первого экзамена я незаметно для себя стала как-то иначе относиться ко всей этой затее. Не то чтобы вдруг вообразила себя актрисой, просто… Просто мне стало интересно, любопытно, волнительно, странно. И каждого следующего экзамена я теперь ждала с волнением и азартом.

Я рассеянно обвела глазами аудиторию. Десятки, сотни склоненных над проштемпелеванными листками голов. Стрижки, пучки, начесы, подбритые затылки, химические локоны. Вон Кира в мрачной задумчивости кусает кончик ручки. Вон Стас-Ставрогин ерошит волосы на затылке и вдруг, видимо придумав что-то, улыбается в пространство мечтательной солнечной улыбкой. А за преподавательским столом тот самый, с внимательными темными глазами и проседью на висках, что спрашивал меня о Катерине на первом экзамене. Мне показалось, что он и сейчас отыскал меня глазами среди других студентов и, заметив, едва заметно удовлетворенно кивнул.