Мисима Юкио - Запретные удовольствия

Мораль древних была проста и сильна, и, таким образом, величие всегда было на стороне утонченности, а юмор – всегда на стороне вульгарности. Однако в наши дни мораль отделена от эстетики. Благодаря дешевым буржуазным принципам мораль встала на сторону заурядности и «золотой середины». Красота приняла преувеличенную форму, стала старомодной, и она есть либо преувеличение, либо шутка. В наши дни и то и другое имеет одно значение. Однако, как я уже говорил прежде, фальшивый модернизм и фальшивый гуманизм пропагандировали приукрашивание человеческих пороков. Современное искусство имеет тенденцию со времен «Дон Кихота» к восхвалению всего, что вызывает смех. Возможно, ты не стал бы возражать, если бы гомосексуальные наклонности какого-нибудь президента автомобильной компании, такого, как ты, восхвалялись как смешные. Короче говоря, поскольку это смешно, это красиво, следовательно, если даже ты со своим воспитанием не в состоянии устоять перед этим, общество еще менее устойчиво. Ты должен в лепешку расшибиться, тогда ты действительно добьешься подтверждения, что ты — человек, заслуживающий уважения.

– Человеческая природа. Человеческая натура, – бормотал Кавада. – Это единственное, где мы можем спрятаться, единственное основание, которое у нас имеется для оправдания. Разве это не извращение – эта необходимость втягивать все человечество, чтобы доказать, что ты и сам человек? Если человечество гуманно, разве не будет более человечным искать помощи вне человечества – Бога, физической или научной истины? Возможно, весь юмор заключается в том, что мы озабочены тем, что утверждаем себя как человеческие существа и защищаем свои инстинкты как люди. Но человек из общества, который прислушается к нам, совсем не заинтересован в нас как в человеческих существах.

Сунсукэ заметил с едва заметной улыбкой:

– Зато я очень заинтересован.

– Вы – особый случай, сэнсэй.

– Да, в конце концов, я – обезьяна, известная как писатель.

Рядом послышался сильный всплеск. Когда они посмотрели, что это было, Юити, по-видимому, чувствуя себя забытым, а возможно, устав от скучного диалога, прыгнул в воду и поплыл. Из зеркальных желобов между волнами в слепящем блеске появлялась мускулистая спины и красивой формы руки.

Пловец прыгнул в воду не просто так. В сотне метров справа от яхты появился остров Надзима, странная форма которого уже была видна на линии горизонта, если стать спиной к Абудзуру. Остров был низким, продолговатым, образованным цепью лишенных растительности скал, которые едва выступали из моря. Там не было деревьев, за исключением единственной чахлой изогнутой сосны. Таинственность необитаемому острову придавали гигантские тории [132] Тории – ворота в виде прямоугольной арки перед входом в синтоистский храм. , возвышающиеся над кромкой воды в центре самой высокой скалы и поддерживаемые огромными канатами [133] Здесь: священная соломенная веревка – толстая веревка, сплетенная из соломы в виде жгута, непременный атрибут синтоистских храмов. Считается, что эта веревка преграждает путь силам зла. , поскольку еще не были закончены.

Под ослепительным светом, проникающим через облака, тории и веревки, ведущие к ним, составляли парящий в воздухе, полный значительности силуэт. Рабочих не было видно, храма, перед которым должны были стоять тории, отделяя будничную жизнь от жизни духовной, вероятно, находящегося на реконструкции, тоже видно не было. Следовательно, нельзя было определить, куда тории обращены. Они надменно возвышались над морем, как предмет бесцельного поклонения. Тории были черными, но повсюду вокруг в закатном солнце сияло море.

Юити схватился за скалу и выбрался на остров.

Казалось, детское любопытство толкает его поближе подойти к ториям. Он исчез между двумя скалами, а затем взобрался на следующую. Когда Юити добрался до торий, на фоне закатного солнца изумительный силуэт обнаженного юноши казался идеальной скульптурой. Юити положил одну руку на тории и, высоко подняв другую руку, помахал двоим на яхте.

Кавада подвел «Ипполита» как можно ближе к Надзиме, стараясь не напороться на какой-нибудь риф, и ждал, когда Юити поплывет обратно.

Сунсукэ показал на фигуру молодого человека и спросил:

– Это смешно?

– Нет.

– А каково?

– Это красиво, это пугающе, но ничего с этим не поделаешь.

– Если так, господин Кавада, где же тогда юмор?

Кавада слегка наклонил свою несгибаемую ни при каких обстоятельствах голову и сказал: