Ларри понимал, что ему надо уйти, просто выйти из дома, сесть в машину и сидеть там до полуночи, но он не мог ничего с собой поделать. Он поднял один из подарков Дженни, маленький, соскользнувший с кучи и почти затерявшийся под диваном, и сел в столовой с этой коробочкой на коленях. Ему не следовало бы этого делать, это было против правил, но чего уж там – в живых не осталось никого, кто заметил бы нехватку одного подарка. Ларри не был родственником, но он был человеком достаточно близким; у него тоже были здесь кое-какие права. Кто, кроме него, станет все это разворачивать? Теперь подарки принадлежали родителям Уэйна. Неужели они захотят увидеть, что их сын купил членам своей семьи, которых он безжалостно поубивал? Вряд ли, если у них есть хоть капля здравого смысла.
Ларри прошел в кухню, глядя себе под ноги и ступая только там, где не было ржаво-коричневых пятен. Под раковиной он отыскал пакеты для мусора, взял один и, встряхнув, раскрыл.
Потом он вернулся на прежнее место в столовой. Подарок, размером всего в несколько дюймов, был завернут в золотую фольгу. Ларри просунул палец под липкую ленту на складке и аккуратно содрал бумагу. Внутри оказалась маленькая, почти невесомая картонная коробочка, тоже заклеенная. На ленте с липкой стороны остался отпечаток пальца Уэйна. Ногтем большого пальца Ларри чиркнул по ленте, разрезав ее поперек. Потом бережно взял крышку ладонями и вытряхнул на колени саму коробку вместе с содержимым.
Уэйн купил Дженни белье. Красный шелковый лифчик и трусики к нему, все сложено так, что легко уместится в кулаке.
Дженни любила красное. Оно подходило к тону ее кожи: она всегда была чуть розоватой. Чашечки лифчика были полупрозрачными, кружевными. Она выглядела бы в нем здорово. Такая уж она была, Дженни. Могла надеть футболку и выглядеть своим парнем. А могла чуть подкрасить губы, сделать прическу и надеть платье – и тогда ей было место на киноэкране. Ларри провел по шелку пальцами. Интересно, трогал ли точно так же это белье Уэйн, и если да, что он при этом думал? Знал ли он уже все, когда его покупал? Когда он вообще узнал?
Не прикидывайся, сказал Уэйн по телефону. Он позвонил Ларри домой; трубку могла бы взять Эмили, если бы она в тот момент не мыла посуду. Ларри смотрел, как она трет сковородку губкой, и слушал. Я все знаю, сказал Уэйн. Я выследил тебя до мотеля. Я только что убил ее, Ларри. Я прострелил ей голову.
Ларри опустил белье и упаковку в мешок для мусора.
Прихватив мешок, он потушил за собой свет в гостиной и включил его на лестнице. Ему пришлось прижаться к перилам, чтобы не наступить туда, где Уэйн застрелил пса – крупную лайку по имени Кадьяк с артритом и слезящимися глазами. Кадьяк не слишком любил детей, которые пытались разогнуть ему хвост, и большую часть времени спал в огромной корзине наверху, в комнате Дженни. Наверное, его разбудили выстрелы, и он сразу почуял неладное. Дженни взяла его щенком еще в школе, когда встречалась с Ларри. Он помнил, как они с ней сидели на полу в кухне, а он радостно носился между ними. Кадьяк постарел, но не разлюбил Дженни. Наверное, он стоял на площадке, рыча и лая на Уэйна, прежде чем тот его застрелил. Ларри видел, как собаки звереют от кровопролития; у них в голове словно соскакивает какой-то винтик Он надеялся, что Кадьяк хотя бы бросился на Уэйна, прежде чем получить от него пулю.
Ларри зашел в спальню Уэйна и Дженни. Он был здесь раньше только однажды. Уэйн уехал по делам в Чикаго, дети были у друзей, и Дженни позвонила Ларри – в участок. Она сказала дежурному, что видела кого-то в лесу, возможно, охотника, и не заглянет ли шериф к ним, чтобы его спровадить? Это было умно с ее стороны. Так Ларри мог приехать средь бела дня, покурить в гостиной и выпить чашечку кофе, и никто бы ничего не сказал.
А потом выяснилось, что Дженни могла поставить его кофе на столик в гостиной и поманить его пальцем, стоя у подножия лестницы. И он мог прийти в готовность от одного только вида Дженни Салливан, улыбающейся ему в своих тренировочных брюках и старой футболке.
А наверху она сказала: не в постели.
Они встали вместе у зеркала перед низким комодом, Дженни наклонилась вперед, брюки у обоих были спущены до колен, и Ларри стиснул зубы, чтобы продержаться хоть минуту-другую. По ходу дела он взял с комода свою шляпу – он захватил ее с собой наверх, уже не помнил почему, – и нахлобучил ей на голову, и она подняла глаза и встретилась с ним взглядом в зеркале, и оба они смеялись, когда подошли к финалу. Смех Дженни перешел во что-то вроде стона. Он сказал: я никогда не слышал от тебя таких звуков, а Дженни сказала: я никогда раньше не издавала таких звуков. Тем более в этой комнате. Она сказала: этот дом никогда не слышал ничего подобного. И когда она сказала это, получилось так, словно дом и есть Уэйн, словно он как-то незаметно вошел. Они оба притихли и посерьезнели – рот у Дженни сделался маленьким и угрюмым – и разделились, оделись, пришли в себя.
Читать дальше