Саймон Ван Бой - Иллюзия разобщенности

— Ты такая одна на свете, знаешь?

Кто-то прошел мимо ее палаты с тележкой.

— Если он жив, он тебя вспомнит, — прошептала Ракель. — Ручаюсь, для него это значило больше, чем ты думаешь.

Потом постучала и вошла медсестра.

— Надеюсь, я не помешала.

— Нет, вовсе нет, — сказал Дэнни. — Я как раз собирался идти.

Сестра проверила аппаратуру, стала говорить с Ракель о завтрашних процедурах. Дэнни встал и смотрел, как она поправляет простыни. Потом она нагнулась и подняла пустой пакет.

— «Фокс Серчлайт Пикчерз», — прочла она надпись на пакете. — Мечта моего сына.

Ракель подалась вперед, и сестра что-то сделала с ее подушкой.

— Он вбил в себе в голову, — продолжала она, — что будет знаменитостью — голливудским режиссером. Копит на обучение, и все такое. Муж ему говорит, что это неразумно. Лучше бы бизнес изучал, или компьютеры, или что-то в этом роде.

— Дэнни — знаменитый режиссер, — радостно сказала Ракель.

— Вот как? — спросила сестра, поправляя жалюзи. — Как вас зовут? Я ему скажу, что встретилась с вами.

Когда на лицо Ракель упали закатные лучи, Дэнни увидел, насколько она больна.

По дороге из палаты он остановился поговорить с сестрой. Она пила содовую через соломинку и смотрела что-то на испанском.

— Вот моя визитка, — сказал Дэнни. — Пусть ваш сын позвонит и договорится о встрече у меня в офисе.

— Вы серьезно?

— Просто пусть позвонит.

Она поставила содовую и поднялась.

— Мистер, я могу для вас что-нибудь сделать? С вашей стороны это так любезно, просто не верится. Вы поможете моему сыну.

— Просто сделайте так, чтобы она поправилась, — сказал Дэнни. — Сделайте так, чтобы она поправилась, потому что без нее нам всем крышка.

Покормив собак, Дэнни не лег, а стал перебирать старые фотографии. Некоторые заставили его плакать, потому что он вспомнил, каково это — быть ребенком.

Он съел сэндвич и составил список тех, кто его когда-либо любил. Повесил его на холодильник и зачитал вслух.

Утром он поплавал в бассейне с собаками, потом сел за кухонный стол и стал рисовать изогнутые линии. Потом соединил их, и получились фигуры. Вместе фигуры сложились в слова и образовали содержание письма, начинавшегося так:

«Дорогой мистер Хьюго,

Может быть, вы этого не помните, но однажды вы спасли ребенка…».

Он выпил кофе и перечитал письмо, перечитывал снова и снова, пока не выучил наизусть.

Потом вышел из дома и сел у бассейна.

Одна из собак побежала следом и улеглась у его ног.

Он думал о канале, о кучах мусора, о старой мебели, размокшей от дождя, о сорняках летом, о черной воде, по которой когда-то ходили баржи, в город и прочь из него. Видел, как грузовики сдают задом в грузовые отсеки за супермаркетом. Слышал, как отъезжает, открываясь, балконная дверь, чувствовал алюминиевую ручку, которая зимой была холодной. Вспоминал свою прежнюю спальню в Манчестере, пижаму в гоночных машинках, скрипучие шлепанцы, которые носил, пока пальцы не стали из них торчать, тихий голос матери и колыбельные, под которые уплывал в сон. Как прыгал на кровати. Как играл в машинки на ковре. Как решал, какого медвежонка взять с собой на ночь.

Он встал над малышом и коснулся его волос. Но малыш не шелохнулся — он не мог ощутить, что его вспоминают.

Дэнни сел на кровать и обвел пальцем контуры мультяшных героев на одеяле. Взглянул на простое спящее лицо и ощутил клокотание снов внутри.

А потом Дэнни испытал чувство, которого прежде не знал, — острую жалость, освободившую его от немыслимой тяжести. И мальчик, к которому он тянулся в полумраке, голова, которой касался, была не его, то были мягкие вьющиеся волосы его спящего отца, маленького, одинокого, страдающего, отчаявшегося и напуганного.

Мама предупредительно дождалась, чтобы Филипп вернулся домой, прежде чем сообщила новости о дедушке Джоне. Папа тоже был дома, а потом приехал Дейв с цветами.

Мы точно не знаем когда, но я накануне с ним разговаривала, и, судя по голосу, у него все было хорошо. Мы долго говорили о новой выставке, которая у нас открывается: американские фотографии, потерянные в Европе во время Второй мировой.

Я рассказала дедушке Джону, что моя задача — сделать выставку доступной для незрячих. Он хотел узнать побольше, и я ему объяснила, как мне описали одну фотографию: молодая американка позирует на ограждении на Кони-Айленде, в платье из «Лорд энд Тейлор». А я после этого найду похожее винтажное платье, чтобы посетители его трогали и нюхали, пока им будут рассказывать, что фотографию прислали Хейли и Себастьян Дазен из Сен-Пьера, во Франции, как они детьми нашли ее в обломках американского бомбардировщика В-24 в лесу за своей фермой. Я рассказала дедушке Джону о фотографии, потому что он летал на В-24. Объяснила, как буду использовать модель В-24, стоявшую у меня в комнате, и хвастаться, что на таком самолете летал мой собственный дед.