Саймон Ван Бой - Иллюзия разобщенности

1. Я вступил в ежемесячно собиравшийся кружок любителей поэзии.

2. Подружился с мальчиком, который на несколько лет поселился по соседству.

3. Построил теплицу, чтобы выращивать помидоры.

Однажды мне сказали, что я должен уйти на пенсию. «Почему?» — спросил я.

Засмеялись, они все засмеялись. Сказали, что пора наслаждаться жизнью. Устроили вечеринку. Люди, незнакомые со мной, напились. Я сидел. Смотрел на все это. Слушал. Думал, видит ли Он.

К тому времени я хорошо говорил по-английски. Но все равно все смотрели, жалели, боялись, а иногда плевали.

А жизнь все шла… и все тащила меня в зубах.

В прошлом месяце ко мне домой приходил человек. Сначала я не хотел его впускать. Потом он сказал, что работает на ВВС. Я подумал, не слишком ли много я смотрю телевизор. «У меня есть друг в Америке, — сказал он. — Попросил передать письмо прежнему соседу, мистеру Хьюго».

Этого-то я так и боялся желать. Иногда я гадал, не выдумал ли его.

Человек сказал, чтобы я прочел письмо. Все обдумал. Он вернется через пару недель и поможет мне все устроить, если я этого захочу. Сказал, чтобы я рассчитывал на следующие несколько лет. Спросил, не будет ли мне одиноко. (Тут я рассмеялся.)

Сказал, что в Калифорнии всегда солнечно. Что Дэнни теперь — известный режиссер, и его фильмы идут по всему миру. Славное место, чтобы пожить, сказал он. В пансионате есть даже бассейн и садик.

Я пригласил его со мной пообедать, приготовил рыбные палочки. Он разложил картошку фри по противню. Я включил детскую передачу. Мы смотрели и ели с подносов. Наступил вечер. Он коснулся моей руки перед уходом. Я дал ему помидоров.

Лег. Не спал, лежал с открытыми глазами. Придется уехать из дома. Бросить свой поэтический кружок — не садиться в автобус дважды в месяц по вторникам, не занимать место сзади и не читать имена и послания, нацарапанные на стекле. Не узнавать, что:

Дэз любет Рэз

Гарет мудак

Лиззи шалава

Объяснения в любви и ненависти.

Не думать:

Большинство сражалось до конца,

Их убивали до конца,

Ненавидели до конца.

А я был одним из них, не забывайте, из тех, кого ненавидели.

Надо сказать Дэнни. Он имеет право знать, что совершил мистер Хьюго.

По вечерам, когда собирается поэтический кружок, я варю в чайнике яйцо. Беру его с собой в автобус. Согревает руки, пока не съешь. Иногда беру пакет помидоров, которые выращиваю в теплице, и раздаю их. Мне будет всего этого не хватать. Я привязан к вещам, которые большинство людей считает незначительными.

Мне будет не хватать дома и птиц за окном каждое утро. Просто откройте на рассвете окно — и поймете. Те, кто спит на рассвете, просыпаются в тишине.

Новенькие в поэтическом кружке всегда хотят знать, где я жил в детстве. Далеко, говорю я. Они думают, я мудрый — думают, у меня есть история. Но чем старше я становлюсь, тем меньше понимаю.

Поэтому я придумываю. Запах сена. Сон под деревьями. Поездку на велосипеде через всю округу, чтобы собрать овощи в поле. Нет смысла разглагольствовать о голоде, или отцовских кулаках, или о веревках и том, как я кричал — не столько от боли, сколько от того, что любил его и хотел, чтобы наша жизнь была другой.

Хотя я и в самом деле вырос в старой кузнице. Зимой лучше места не найдешь, всегда добавляю я, потому что печка там больше, чем обычно.

Внутри, продолжаю я, пол каменный, в одном месте вытоптан. Там ставили лошадей. Подбирали подкову. Лошадиную ногу надо поднимать с усилием и нежностью.

Снаружи брели по холмам коровы.

Наверное, 1938-й.

Отец убедил городских, что я старше, чем был на самом деле.

Думал, что помогает мне.

Сказал, когда вернешься — привет всем евреям.

Джон проснулся в каше из грязи и опавших листьев с чудовищной болью в ноге. Часы на его запястье остановились за пару минут до девяти.

Он ждал, что враги вернутся, что приведут еще людей и собак, поэтому быстро выпутался из кустарника.

Перед Джоном был пейзаж, какие ему всегда нравились. Корни пробивали землю по дороге в глубину. Тяжелые мхи окутывали мертвые ветки и сглаживали сучья на умиравших стволах. Старый лес, видевший много войн, когда-то он приютил даже шайку дезертиров из Grande Armée Наполеона; их форма и оружие по-прежнему были спрятаны в дупле мертвого дерева.

У Харриет было несколько блокнотов с рисунками Джона. Рисунками буйными и небрежными. Харриет нравилось их рассматривать. Она надеялась, что со временем Джон научит ее рисовать. Это могло бы стать общим занятием, способом заполнить грядущие воскресенья.