Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

По ее сигналу Буркхард уцепился за стенной выступ, подтянулся на одних руках и перемахнул через перильца. Моника последовала его примеру. Комнаты и здесь обследовали через очки. Нужная оказалась за вторым окном от угла дома.

Действуя уже более синхронно, вдвоем проскользнули к единственной стеклянной двери на балкон и, разложив на полу тряпичный чехол, разобрали инструменты: клейкая лента, большая круглая присоска, стеклорез. Опустившись перед дверью на колени, Буркхард приступил к взлому. Вскоре тишину раскроил резкий короткий скрежет. Кругляш стекла, удерживаемый присоской, был аккуратно извлечен и передан в руки Монике, которая подстраховывала каждый жест. Просунув руку через отверстие, Буркхард в считаные секунды справился с замком. Дверь беззвучно поддалась. Быстро собрав инструменты, оба проскользнули в дом…

Пока Буркхард осматривал комнату няни, проникнув в нее из детской через приоткрытую дверь, Моника прошмыгнула к кроватке.

Раскинув ручонки, младенец лежал на спине и крепко спал. У изголовья кроватки зеленым огоньком светилась включенная радио-няня. Приемный аппарат находился в спальне у няни настоящей. Моника прикрыла одеялом спавшее ребенка и, осторожно укутав его с боков, одним движением вынула его из кроватки вместе с одеялом.

Тем временем Буркхард, маячивший около няни в соседней комнате, вздрогнул от хрипа, который вырвался из принимающего устройства на стуле. Моника что-то опрокинула.

Голова на подушке пришла в движение. Не теряя ни секунды, Буркхард извлек из нагрудного кармана приготовленный шприц, снял с иглы колпачок, а другой рукой обхватил няню за шею и зажал рот. Та судорожно трепыхалась и утробно мычала. Тщетно. Отбросив одеяло, Буркхард всадил женщине в плечо иглу и впрыснул содержимое. Тело обмякло…

Легкую седативную инъекцию сделали уже в машине и ребенку. Моника всё еще держала его укутанным в одеяльце. Младенец, было, заворочался, закряхтел, но быстро утих, спокойно засопел.

Буркхард стащил с головы черную маску-чулок и, повернувшись к заднему сиденью, широко улыбнулся Монике, сквозь темноту угадывая, что в глазах ее заиграли живые огоньки.

– Ça jout… [13] Всё класс… ( франц. — швейц. диалект) — выдал он одно из немногих швейцарских выражений, которым успел научиться за эти дни.

Он запустил двигатель, и они вырулили по спуску вниз…

К вечеру следующего дня, после трехчасовой езды по автостраде, Буркхард свернул с трассы под указатель «Бардонэ» и встроился в поток машин с французскими номерами, медленно продвигавшийся к границе. После хлопотливой процедуры кормления, которой Моника отдавалась с самозабвением — настоящая молодая мама, от умиления так и таявшая, — и после нового укола, сделанного малышу в подопревшую попку, тот вновь заснул крепким сном.

Дорожная пробка и контрольно-пропускной пункт вскоре остались позади. Машина плавно неслась по французскому автобану. Прошло еще минут тридцать, они покрыли еще около пятидесяти километров, и Буркхард выехал на Ля Рош-сюр-Фэррон. Автонавигатор сразу вывел на узкое шоссе, которое пересекало безлюдные окрестности.

Предгорья медленно погружались в вязкие альпийские сумерки. До места встречи оставалось несколько минут езды, и Буркхард старался не выдать своего волнения, — на его взгляд, все прошло слишком гладко.

Невзрачный французский населенный пункт Аманси, вопреки инструкциям Буркхарда не делать никаких письменных пометок, был обведен у Моники кружком на дорожной карте. Но выговаривать ей не хотелось. К тому же сам он нарушил инструкции: чтобы не надрывать глаза над картой впотьмах, он заранее установил в навигаторе маршрут до Аманси. Угадывая мысли Буркхарда, напарница виновато поглядывала на него в зеркало заднего вида.

С того момента, как машина стала петлять по узкой трассе и чадо опять начало покряхтывать, требуя, чтобы его покормили, лицо Моники приобрело такое выражение, будто ей досталась доля чужого счастья, о котором сама она не смела и мечтать. Иметь собственных детей, вместо того чтобы промышлять кражей чужих, разъезжать с младенцами, накачанными снотворным, по диковатым заграничным дорогам — вот что стоит жертв и мучений! Что неожиданно, роль няни, а то и мамы, Монике действительно была к лицу. Вновь поймав на себе взгляд подруги, Буркхард тоже догадался, что они думают об одном и том же, и ему стало не по себе…

Впереди показалась площадь. На ней высилась церковь. Буркхард подрулил поближе к паперти и затормозил неподалеку от «вольво» серого цвета. Машина стояла припаркованной слева от кафе «Де-ля-Буль», вход в которое озарялся сиреневым неоновым светом. В салоне тоже сидели двое, мужчина и женщина.