Вячеслав Репин: Хам и хамелеоны. Том 2

Разорвать порочный круг было необходимо любой ценой. Мнение Кадиева разделяли многие. Но ровно столько же имелось противников, причем самых непримиримых. Традиции, какие ни есть, тоже, мол, заслуживают уважения. Если уж требовать соблюдения правил игры от людей, взявших в руки оружие, то закон должен быть один для всех, будь то шариат, хоть в арабском варианте, хоть в шамилевском, или кодекс государства Российского — уголовный или военный. Да и вряд ли русских спецназовцев удастся разжалобить показным великодушием. Азарт войны и выгоды, повсеместно извлекаемые из незатихающей бойни, давно затмили цели, изначально поставленные перед федеральными войсками — приструнить баламутов и покарать нечисть, разбежавшуюся из тюрем по лесам. Что еще делать с теми, кто не хочет жить ни по каким законам?

À la guerre comme à la guerre [1] На войне как на войне ( франц.). , чистых войн не бывает. А если так, то какой смысл трястись за свою репутацию? Сторонники жестких методов террора — и он должен вершиться от имени всех чеченцев! — никому не давали отмежеваться. Несогласие с радикализмом проще простого выдавать за трусость, за отказ от борьбы из принципа, то есть фактически за измену. И это обвинение могло пасть на кого угодно, даже на самого ярого патриота. Картина глазам представала всё более безнадежная: находившиеся под опекой спецслужб заправляли всеми, навязывая тотальную истребительную войну малочисленному, измученному народу, заставляя брать в руки оружие даже тех, кто сроду не умел им пользоваться. Спецслужбы своего добились…

Промежуточная задача заключалась в том, чтобы урегулировать проблему там, где это еще возможно, и сосредоточиться на главном — тактике ведения боевых действий. На том, например, как перенести военные действия на территорию противника. Ведь до сих пор в руины приходилось превращать собственные города и села. Так не могло продолжаться до бесконечности…

Захват людей в заложники в «русской» России, который мог бы продемонстрировать полную незащищенность завоевателя под его же собственной крышей, — вот это уже походило на настоящую игру, и она стоила свеч. Но чтобы вести ее, требовалось разрешить принципиально важное противоречие. Факт оставался фактом: бартер — вовсе не изобретение вайнахов. Изначально заказы хлынули из самой России. Кто еще сомневался в этом сегодня? Следовательно, подтасовка фактов, на основе которых делались главные, целеобразующие выводы, на поверку оказывалась немаловажной частью всё той же игры. Сама возможность торговать заложниками возникла не столько по причине искусственно нагнетаемого спроса, а из-за разницы в цене на жизнь, которая где-то упала до предела, а где-то подскочила, причем в рамках одной рыночной системы, в одной и той же стране. А значит, чтобы надломить этот процесс, нужно было выровнять цены на жизнь или развалить «рынок», то есть саму страну.

Признание легитимности бартера людьми было равнозначно признанию неизбежности жертв среди мирного населения. Любого, кто придерживался радикальных позиций, этот принцип ставил перед четким и однозначным выбором: воевать по самым жестким правилам, то есть фактически без правил, или уж вовсе не бряцать оружием, смириться с непобедимостью врага и откровенным непротивлением попытаться спасти очаг от полного разорения.

Аргументам сторонников жесткой войны было трудно что-либо противопоставить. Федеральные силы весьма своеобразно заботились о детях, женщинах и стариках, будь то исконное население или уже позднéе приросшее, колониальное. На большее, чем разбить очередной лагерь для сирот и бездомных, нагородив ночлежек из списанных армейских палаток, в тени которых людям предстояло прятаться от солнечного удара, а потом тут же и зимовать, да пару раз в день накормить всех горячей баландой, хлебать которую не каждый согласится даже в тюрьме, у миротворцев из Москвы милосердия не хватало. А что, мол, поделаешь: лес рубят — щепки летят. Вот щепки и летели.

В итоге российские следственные органы, пытавшиеся наводить порядок в подконтрольных районах, против него, Кадиева, и выдвигали обвинения в том, от чего он отбивался руками и ногами. Его обвиняли в торговле людьми.

Грубый стиль игры говорил сам за себя. Так нагло в России действовала только одна сила. Партия разыгрывалась шахматистами из контрразведки. Кадиев не исключал также, что участником этой игры мог стать и кто-то из своих, позарившись на тридцать сребреников. Федеральные службы не брезговали сливать в СМИ муть полуправды, отстой никому не нужной правды, а то и заведомую ложь. Старый, веками проверенный способ. Кадиев не исключал и того, что спецслужбы делали это с далеко идущей целью: несправедливо очерненный непременно попытается смыть с себя грязь. И ради этого выдаст подлинную информацию, — вполне предсказуемо, что она будет на вес золота.