Пер Андерссон - Невероятная история индийца, который поехал из Индии в Европу за любовью

Всю весну 1973 года он прятался от отца Тарика и остальной семьи. Как долго это продолжалось, не может сегодня точно сказать ни тот, ни другой. Наверное, Пикей съехал в один майский день, когда ртуть угрожала взорвать хрупкий стеклянный термометр, а асфальт на Коннот-Плейс плавился, как горячая карамель. А может быть, это произошло в начале лета, когда юго-западный муссон принес свинцовые облака, отмыл улицы столицы и выгнал сильную жару. Никто уже не знает точно. Зато Пикей часто вспоминает, что Тарик, который поклялся никогда не оставлять его в беде, был лучшим другом на земле. С таким другом мир казался лучше.

В одну из душных весенних ночей на полу в комнате Тарика Пикей увидел дурной сон. После пробуждения остались только страх и ужас. Мокрый от пота, он открыл глаза и увидел свою мать, которая подошла к нему в темноте комнаты. Она была окутана слабым светом зари, ее мокрое сари прилипло к телу, как будто она только что вернулась с утреннего омовения в деревенской реке. Как обычно, ее черные волосы намокли, на голове она несла глиняный кувшин с водой.

– Как мама может быть здесь? В Нью-Дели? – спросил себя Пикей.

– Скоро все изменится, – сказала она угрюмо и поставила кувшин на пол.

– Мой земной путь подходит к концу, – продолжала она. – Суна Поа [24] Суна Поа – «золотой мальчик». , ты должен заботиться о своей сестре, не забывай, что она у тебя одна.

Он снова открыл глаза и теперь очнулся по-настоящему. В комнате не было никого, кроме него и Тарика, глубоко и спокойно спавшего в своей кровати. Было половина четвертого утра. Он вспомнил то прекрасное чувство, когда мать еще была рядом и утешала его. Но он понял: это чувство защищенности поколебалось, ведь она сказала, что что-то не в порядке. Чем больше он думал о ее последних словах, тем чаще билось сердце. Он не мог больше лежать на полу, как будто ничего не произошло, и уж точно не мог снова заснуть.

Чтобы не разбудить Тарика, Пикей взял свои вещи, выскользнул из дома и пошел на вокзал. Он без колебаний запрыгнул в вагон, в котором пассажиры без мест теснились на деревянных скамейках. И менее чем через час после того, как он проснулся на полу от вещего сна, поехал на восток.

Три дня спустя, после четырех пересадок, он ехал на автобусе по длинной, полной выбоин дороге в Атмолик и вот уже видел перед собой родительский дом.

Шридхар вышел и удивленно посмотрел на сына, который стоял перед ним в мятой одежде, со спутанными волосами, вспотевший и грязный с головы до ног.

– Откуда ты знаешь, что мама больна? – спросил он сына.

– Я не знал, – ответил Пикей. – Хотя… нет, я знал. Я видел ее во сне.

– Калабати утверждала, что ты приедешь, – сказал Шридхар. – Мы не поверили. Я пытался ее отговорить, но она была непреклонна. – Я знаю, что мой сын приедет, – сказала она много раз.

– Иди скорей, мама тебя ждет, – сказал Шридхар. – Наша птичка скоро навсегда покинет клетку.

Родственники собрались у кровати Калабати. Ей было всего лишь около пятидесяти лет, волосы еще не поседели, но кровоизлияние в мозг отняло жизненные силы – по крайней мере, так сказали в больнице Атмолика.

Калабати пристально посмотрела на Пикея и без длинных приветствий перешла к делу:

– Никогда не употребляй алкоголь и заботься о том, чтобы твоя будущая жена была счастлива.

Потом она добавила, прямо как во сне:

– И заботься о своей сестре. Не забывай, что она у тебя одна.

Она слабела на глазах. Разговор с сыном отнял у нее много сил. Когда в этот же день после обеда Пикей поил ее через приоткрытый рот, она уже не могла глотать. Он услышал лишь бульканье в горле, а затем глухой кашель. Она с усилием повернулась и легла на бок. Взгляд был устремлен вдаль, и ее дыхание становилось медленным и беззвучным. Так Калабати умерла.

В тот же день Шридхар послал за деревенским плотником, чтобы он привез сажень дров для погребального костра. Потом Пикей, отец и маленький брат Прават отнесли тело Калабати вниз к реке, опустили носилки и присели на берег, который круто спускался к воде.

Они терпеливо ждали. Солнце клонилось к закату. Ветер освежал. На небе собрались облака. Пошел дождь, земля содрогнулась от грома, и молнии прорезали темноту, как это всегда бывает в период муссонов. Пикей крепко держал труп матери на коленях, потому что боялся, что сила стихии может вырвать и унести ее худое тело.

Вечер был черен, как сажа, но в коротких проблесках молнии он видел потухшее, бледное лицо матери и ее неподвижные серые ноги. Многие неприкасаемые, которые собрались поприсутствовать на ритуальном сожжении, убежали, потому что посчитали, что злые духи захватили реку.