Нацуо Кирино - АУТ

— Что это? — выдавила она из себя.

— Муж Яои, — коротко объяснила Масако, отпуская Кунико и закуривая сигарету.

Вспомнив все сразу — засохшую кровь под ногтями Масако, окровавленный кусок мяса, тошнотворный запах из окна, — Кунико зажала рот ладонью и поспешно отвернулась, сдерживая приступ рвоты.

— Почему? Почему? — прохрипела она, еще теша себя надеждой, что Масако и Йоси просто разыгрывают ее, что рука и все прочее — не настоящие, что она стала жертвой дурной шутки, как это случается в фильмах.

— Его убила Яои, — вздохнула сзади Йоси.

— Но что вы с ним делаете?

— Режем на части. Выполняем свою работу, — равнодушно, словно объясняя очевидное ребенку, сказала Масако.

— Но это же не работа!

— Конечно работа. И если тебе так срочно нужны деньги, ты поможешь нам.

При упоминании о деньгах в голове у Кунико что-то переключилось.

— Чем я могу вам помочь?

— Мы разрежем его на куски и разложим по пакетам, а ты поможешь от них избавиться.

— И все? Только избавиться?

— Да. Только избавиться.

— А сколько я за это получу?

— Сколько ты хочешь? Я поговорю с Яои. Но имей в виду, что если согласишься, то станешь соучастницей. И конечно, ты должна будешь молчать.

— Понимаю.

Едва произнеся это слово, Кунико с полной ясностью осознала, что угодила в ловушку, приготовленную Масако, чтобы обеспечить ее молчание.

Выйдя из здания фабрики, Яои Ямамото открыла старый красный зонтик и села на велосипед. Вскоре она заметила, что солнечный свет, процеживаясь через тонкую ткань зонта, окрашивает кожу рук в ярко-розовый цвет. Ей вдруг пришло в голову, что, наверное, точно так же, по-девичьи, розовеют ее щеки. По контрасту с этим сопровождающим ее розовым уголком остальной мир представал совсем в другом, куда более мрачном, сером цвете — мокрый асфальт улицы, деревья по обе стороны от дороги, спрятавшиеся за наглухо закрытыми ставнями дома. И хотя зонтик создавал вокруг Яои некое подобие розового кокона, окружающая реальность становилась все более зловещей и гнетущей. Теперь, когда она убила Кэндзи, такое несоответствие действительности и ее внутреннего состояния выглядело особенно символично.

Каждая деталь убийства отпечаталась в памяти, и в этом не было ничего удивительного — в конце концов, она сделала это сама, своими собственными руками. И в то же время мысль о том, что Кэндзи просто исчез, постепенно пускала корни в сознании Яои и уже не казалась фантазией. Это происходило помимо ее воли, без осмысления того, насколько спасительной для нее самой была бы такая версия сложившегося положения дел. Присутствие Кэндзи в доме, где жили Яои и дети, перестало ощущаться уже давно, что облегчало замещение реальности, в которой она убила мужа, выдумкой.

Пропитавшийся влагой зонтик потяжелел, и Яои на мгновение опустила руку. Розовый мир сразу же пропал, и вытянувшиеся вдоль дороги знакомые домики моментально обрели привычный вид. Дождь продолжал идти, хотя и ослабел, и капли мягко падали на волосы, скатывались по щекам. Чем дальше от фабрики, тем сильнее охватывало Яои ощущение возрождения, начала новой жизни, и вместе с ним в душе ее крепла неведомая прежде смелость.

Подъезжая к шлакоблочной стене, за которой начиналась ее улица, Яои вспомнила, как накануне ожидала здесь Масако. Как просто приняла подруга то, что она сделала. Как легко согласилась помочь. Яои знала, что никогда этого не забудет, что сделает для Масако все — тем более что та взяла на себя самую неприятную работу.

Она открыла дверь, вошла в полутемный дом и остановилась, пораженная явно ощутимым, знакомым запахом дома, напоминающим запах спящего на солнце. Теперь дом принадлежал ей и детям, и никому больше. Кэндзи уже не вернется, но сумеет ли она не подать виду, что знает об этом? Сможет ли убедительно сыграть роль встревоженной жены? Яои не знала ответа, и это беспокоило, однако каждый раз, вспоминая безжизненно распростертое у порога тело, она ощущала трепет радостного волнения. Так ему и надо, ублюдку! Никогда прежде Яои не позволяла себе таких выражений. Никогда прежде ее не прельщала охота — так откуда же это возбуждение охотника, загнавшего дикого зверя? Может быть, она всегда была такой, но ее подлинная натура лишь теперь получила шанс заявить о себе в полную силу?

Разувшись и немного успокоившись, Яои оглядела прихожую — не осталось ли каких следов Кэндзи — и поймала себя на том, что не помнит, в каких туфлях был муж. Быстро проверила полку для обуви и облегченно выдохнула: исчезли новые. По крайней мере, Масако не придется возиться с грязными старыми.