Питер Гринуэй - Золото

Фамильное наследство и еще два десятка золотых колец и разрезной нож с золотой рукоятью вышли из плавильной печи в виде слитка. Из штаб-квартиры гестапо он попал в баден-баденский банк, откуда его и забрал фельдфебель Доппельман. Расписываясь в получении, он сполна воспользовался этой редкой возможностью и лихо вывел сдвоенное «п»; таким образом, фельдфебель оставил для потомков свой автограф на документе, по-своему небезынтересном, но не представляющем особой ценности.

Из-за иррационального поведения лейтенанта Густава Харпша этот и еще девяносто один золотой слиток были обнаружены в двух чемоданах на заднем сиденье черного «мерседеса» после аварии неподалеку от Больцано, единственного города в Италии, где не умеют готовить настоящие спагетти.

Бабушкино проклятье сработало. Вся семья погибла в Тройсбурге. Валери исчезла. Это была красивая женщина со стройными ногами и чудесно изогнутыми бровями. Говорили, что трое полицейских, видевших, как она достает спрятанные в себе драгоценности, пришли в возбужденное состояние и предложили ей пройтись то ли в бар, то ли к пустырю. Больше ее никто не видел. Габриэля убили выстрелом в голову. Равно как и Майей, Стефани, Клауса и Германа. Иоахим получил пулю в живот. Семь часов во рву, заваленном телами, он безуспешно пытался выбраться из-под грузной женщины, с которой они лежали в обнимку, как любовники. Позже ров забросали богатой нитратами землей, так что на этом месте выросла чудная буковая рощица. Ее можно увидеть на фотографии, сделанной во время чествования Тройсбурга, который вышел победителем в соревновании за звание «Самого красивого города Южной Вестфалии» 1957 года. Если сучка по кличке Динамо ощенилась, то ее «мальчики» вполне могли использовать эти деревья по назначению. Владелец сучки, бывший полицейский, мирно почил в своей постели в восемьдесят девятом году – на нем была новенькая бело-голубая пижама от «Маркса и Спенсера».

Ласло Крекнер с криком примчался в больницу на Провоштрассе в Магдебурге. Его огромные руки, обожженные расплавленным золотом, напоминали красные перчатки, расшитые золотой нитью и в таких же блестках. Медсестры никак не могли запомнить имя и фамилию человека, чье прикосновение все превращало в золото. Ласло Крекнер стал, можно сказать, царем Мидасом с золотыми наперстками вместо пальцев.

Ласло умер в страшных мучениях, его рот еще какое-то время кричал от боли, а руки судорожно пытались сдернуть простыню. У него дома полиция обнаружила переносную печь, а в ней чугунный горшок. Печка с четырьмя горелками работала на газе, который шел от обычной кухонной плиты по резиновому отводному шлангу. Когда полицейские вошли в дом, раскаленная печка лежала на боку, а под ней булыжники, которые Ласло натаскал с улицы. Удивительно, как дом не сгорел. Золотые брызги прожгли красно-белые квадраты линолеума; казалось, невидимые игроки играют в шахматы причудливыми блестящими фигурками. На кухонном столе, в пакете из плотной коричневой бумаги, лежала груда золотых обручальных колец и браслетов.

Ласло Крекнер разбогател за счет посетителей магдебургских кладбищ. Это были в основном скорбящие еврейские вдовы. Они ползали на коленях перед могилами мужей, поправляя искусственные букетики и выдергивая сорняки, протирали тряпкой дождевые разводы на полированном известковом туфе и порфире, набирали в лейки воду из-под крана в конце аллеи, чтобы полить живые цветы. Случалось, он нападал и на христианок, но куда проще было с еврейками, боявшимися криком привлечь к себе излишнее внимание. Угроза осквернить могилу действовала безотказно. Не обязательно у них на глазах; он ведь мог прийти и ночью, когда женщины мирно спят в своих постелях, а их кошки – на подоконниках. Порой Ласло для большей убедительности прихватывал с собой кувалду и во время разговора с очередной жертвой тихонько постукивал ею по надгробному памятнику.

Наконец-то магдебургские вдовы обрели покой: кладбищенский шантажист мертв и, как им хотелось думать, душа его, в отличие от их душ, не упокоилась. Полицейский, занимавшийся делом об осквернении могил и угрозах в отношении еврейских вдов, тоже захотел попробовать свои силы на этом поприще. Нет, он не стал переплавлять реквизированные золотые украшения в домашних условиях, у него хватило ума отнести их ювелиру. Общими усилиями они сколотили маленькое состояние и после войны вместе с женами и померанскими пуделями перебрались на Канары.