— Так, теперь подними старнпост.
Дальше они крепили сухостой на внутренние стыки.
— Теперь давай собирать, — сказал Ярк, загоняя десятисантиметровые нагели и затягивая винты. Он снова запел: «Какой от тебя прок, „Гусь-нырок”?» — Вот он, твой хребет. Вот хребет твоей лодки. Считай, она уже в сборе. Вот посмотришь на нее, если ты, конечно, разбираешься в лодках, то сразу поймешь, что к чему. Но никто тебе не скажет, как она поведет себя на воде, на волне, на зяби. Все узнаешь, когда спустишь ее и испробуешь. Был, правда, у нас старый дядюшка Лес, Лес Баджел. Земля ему пухом. Ему сейчас было бы сто тридцать лег. Он был первым мастером-лодочником на этом берегу еще до того, как я увидел свой первый молоток. Он делал замечательные ялики и плоскодонки. Они резали воду, как теплое масло. Последняя лодка у него была самая лучшая. Правда, пил он, дядюшка Лес. Да не стаканами, а литрами. Но дожил до седин. Странное это дело, как жизнь-то складывается.
При упоминании об алкоголе голова Куойла запульсировала.
— Жена умерла, дети уехали в Австралию. У него в голове были одни похороны, гробы да жемчужные ворота. В конце концов он решил сделать себе гроб. Пошел в свою мастерскую, набрав полчайника самогона, и застучал молотком. Пилил, стучал целую ночь. Потом переполз в дом и уснул на полу на кухне. Мой отец пошел в мастерскую, потому что ему очень хотелось посмотреть на этот гроб. Он его увидел: гроб с носом и килем, славно выпиленный, с просмоленными швами, сто восемьдесят сантиметров в длину и замечательно выкрашенный.
Куойл слабо засмеялся.
Ярк притянул винтом к внутренней поверхности носа кусок ели, который он почему-то назвал «передником».
— Он делает нос жестче, да и обшивку поддерживает. Ох, доживу ли я до того, чтобы ее закончить. — Он согнулся, что-то измерил и забил гвоздь в самый конец киля. Потом зацепил за него петлю от меловой нити, которую потом протянул до другого конца и зацепил ее там. Потом защипнул нить, натянул ее и отпустил, отметив ось тонкой голубой линией.
— Я думаю, мы уже можем выпить по чашке чаю, — промурлыкал он. Вытер нос тыльной стороной руки, а потом нагнулся и высморкал из носа пыль и опилки. И снова затянул свою песню: «Нет, какой тут прок, раз ты лентяй и лежебок».
Но Куойл чай пить не стал. Он должен был ехать к трейлеру Натбима.
***
На ступенях возле трейлера сидели Натбим, Деннис, Билли Притти и черноволосый мужчина. Они не обращали внимания на холод и пили пиво. Куойла чуть не стошнило от одной только мысли о пиве. Ни крана, ни лодки не было видно.
— Хреново выглядишь, Куойл.
— Чувствую себя соответствующе. Что тут у нас? — Он видел, что трейлер вернулся в свое нормальное положение на опорах. В погнутое окошко вставлено новое стекло взамен разбитого.
— Пропала лодка, — подал голос Деннис. — Сначала нам было никак не найти кран, потом приехал Карл на бульдозере. Ерунда получилась: мы оторвали ей кабину. Ну, мы позвали водолаза, который живет на Безымянном. Его зовут Овар, так вот, он приехал и продел под нее кабель. Мы подняли ее так, чтобы зацепить буксиром и вытащить на берег, а она переломилась пополам. Так что теперь, ко всему прочему, она еще и представляет опасность для навигации.
— Противно-то как! — сказал Билли Притти.
Его колени были измазаны грязью, половина лица изодрана и кровоточила, ярко-голубые глаза, подернутые красной сеточкой, выглядывали из-под козырька. Он, прихлебывая, пил какой-то аперитив.
Натбим сделал большой глоток и посмотрел на залив. Тяжелое небо низко висело над водой. Было всего три часа, но уже начинало темнеть.
— Я бы все равно никуда не доплыл, — сказал он. — Вон буря надвигается. Штормовое предупреждение, мокрый снег и потом обильный снегопад, за которым придет мороз. Вот такой комплект удовольствий. Ко вторнику тут уже все будет покрыто льдом. Я бы не доплыл.
— Может, и не доплыл бы, — сказал Билли Притти. — Но лодку ты бы мог вытащить, до весны.
— Что толку теперь плакать? — сказал Натбим.
Несколько маленьких снежинок упали на колени Билли. Он долго на них смотрел, потом дохнул на них, чтобы они растаяли. Еще несколько снежинок заняли их место.
— Вот они, дьявольские перья.
Но Натбим не собирался так легко отказываться от благодарной публики.
— По ходу сегодняшних событий я решил изменить планы.
— Может, тогда останешься? Ненадолго? Оставайся, посмотришь рождественские торжества, а там будет видно.
— Вряд ли мне захочется еще когда-нибудь посетить вечеринку, — сказал Натбим. — Это как в той истории про парнишку, который любил таскать по ложечке сахару, пока его бабуля не посадила его перед целым мешком, дала ложку и сказала: «Пока все не съешь, не двинешься с места!» После этого сахар ему разонравился на всю оставшуюся жизнь. — Он расхохотался, раздувая щеки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу