Чтобы уравновесить действие травы, Фабиана опустошила полбутылки лимонного ликера.
Алкоголь и трава были как два чудовища, которые сражались за власть над ее рассудком. Марихуановое чудовище было геометрическим. Сплошные точки, острые углы и режущие кромки. Ликеровый монстр был, наоборот, бесформенный, слюнявый и слепой. Если принять их в правильных пропорциях, чудища вместо того, чтобы бороться, сливались в совершенный гибрид, от которого наступал полный кайф.
Но сейчас чудовище потеряло идеальную сферическую форму и ощетинилось лезвиями и остриями (все из-за проклятого последнего косяка), начав буравить ими мозг.
Она сделала вдох и с силой выдохнула из легких воздух.
В таких случаях главное — не думать о предках, о школе, о долбаном зубном.
"Но если я не пойду к зубному, Говнюк почует неладное. Как минимум, решит, что я залетела".
Почему у Эсмеральды никаких проблем? Обкуривается так, что аж дым из ушей идет, и никаких заморочек. Наверное, гены такие.
"Пей. Пей, тебе полегчает", — сказала она себе.
Фабиана приложилась к остатку теплого ликера и безуспешно попыталась подумать о чем-нибудь другом.
— Тоска зеленая... — вырвалось у нее.
Эсмеральда, занятая выщипыванием бровей, приподняла голову.
— Ты чего?
— Мне надо домой.
— Оставайся на ночь здесь. Куда ты собралась? Видела, что на улице творится? — Эсмеральда закурила сигарету.
— Не могу. Если не вернусь домой, меня прибьют.
Эсмеральда принялась прижигать сигаретой секущиеся кончики волос.
— Знаешь что я тебе скажу, не хватает тебе методичности. Ты своих мало посылаешь. Просто надо держаться всегда одной линии. Надо быть непреклонной самой с собой, надо делать это каждый день, даже если не хочется. Видела меня? Вот я посылала мать каждый божий день, и в итоге мы не ссоримся.
Фабиана не ответила. В этой комнате не хватало кислорода. От ароматических палочек, травы и сигарет стоял такой чад, что она почти не видела Эсмеральду.
— Эсме, открой окно, а то я задыхаюсь.
Подруга, занятая деликатной парикмахерской процедурой, не отреагировала на ее просьбу.
"Синьора, у вашей дочери на языке серебряный шарик". Зубной так матери и скажет.
Она была молодцом, до сих пор ей удавалось скрывать свой пирсинг. Это было не так уж сложно. Достаточно не раскрывать широко рот, не зевать и, главное, не смеяться. Ну да у них дома и не посмеешься.
На самом деле сложно было привыкнуть к этому гвоздю посередине языка. Если честно, Фабиана еще не успела с ним освоиться. Она продолжала теребить его языком, водить им туда-сюда по зубам, так что к вечеру язык опухал, а во рту ныло.
Когда мать его обнаружит, закатит позорную сцену перед врачом, перед пациентами, перед кем угодно. Мать вообще обожала позориться на публике. Хуже этого трудно было что-то придумать. У этой женщины спинной хребет, как у беспозвоночной твари.
"Ты смирилась с проколотой бровью, с пупком, а теперь, дорогая мамочка, тебе придется примириться и с этим. И вообще, что тут такого?"
Трагедия разразится, если она расскажет об этом Говнюку. А поскольку мамочка собственной личностью не обладала и своей жизнью не жила, а была лишь наружным органом мужа, Фабиана могла поручиться, что она ему тотчас же обо всем доложит.
Но если так подумать, был шанс, что один раз в жизни наружный орган сдержит порыв во всем исповедаться. Исключительно из грязных практических соображений.
Иначе отец будет проедать ей плешь ближайшие лет двенадцать, упрекая в том, что она не в состоянии воспитывать своего ребенка. И потом, кто сказал, что зубной проболтается?
— Готова поспорить, что ты паришься из-за пирсинга! — сказала Эсмеральда.
Как ей только удавалось всегда угадывать, о чем думает Фабиана? Мысли читает?
Фабиана взглянула на подругу, крутившую очередной косяк.
Попыталась сделать невозмутимый вид:
— Нет, я думала совсем про другое. — Но у нее на лбу словно аршинными буквами было написано: ПОПАЛАСЬ!
— И про что же ты думала?
— Ни про что.
— Ты думала о том, как зубной скажет твоей матери... "Синьора, ваша дочь сделала пирсинг на языке"...
"Как же ты прешься оттого, что мои меня достают?!" — подумала про себя Фабиана.
— Учти, врачи не имеют права много болтать.
Эсмеральда подняла нос от бумажки и сделала изумленное лицо:
— Ты что, рехнулась? Зубной?
— Говорю тебе. Они клятву дают... Я знаю...
— Ну да, клятву Ксенофонта, как же... Послушай-ка меня... Не ходи туда. Оставайся здесь. Я бы на твоем месте не давала себя постоянно дрючить Говнюку и твоей мамаше... Они же тобой помыкают, ни во что не ставят. Попробуй постоять за себя, хотя бы раз в жизни.
Читать дальше