Сесилия Ахерн - Там, где ты

После того как гарда Роджерс закончил свою беседу о правилах безопасного поведения, настала очередь гарда Брэнниген, и она заговорила непосредственно о Дженни-Мэй. Попросила очень мягко всех, кто что-то знает или что-то видел в последние несколько недель или месяцев, подойти к комнате номер четыре рядом с учительской, где она и полицейский Роджерс проведут весь день. Я залилась краской, потому что мне почудилось, будто она обращается прямо ко мне. Оглянулась вокруг и испытала чувство — натуральная паранойя, — словно это мероприятие было организовано только ради того, чтобы я призналась во всем, что мне известно. Никто не смотрел на меня, за исключением Джеймса Мэйбери, который сколупнул корочку с царапины на своем локте и прилепил к моему рукаву. Учительница погрозила ему пальцем, что не возымело никаких последствий, потому как свою гадость он уже сделал, а грозящего пальца не только не испугался, но и вообще не принял во внимание.

Когда гарда Брэнниген закончила, учителя снова повторили нам, что мы должны пойти в комнату номер четыре и побеседовать с полицейскими, а потом устроили большую обеденную перемену, что было глупо, потому как никто не захотел тратить время и вместо игры во дворе тащиться к полицейским. Затем мы вернулись в класс, мисс Салливен велела достать учебники по математике, и тут руки сразу взлетели в воздух. Похоже, многие вдруг вспомнили, будто им жизненно необходимо что-то сообщить полицейским. Но что могла поделать мисс Салливен? А полицейские получили длинную очередь школьников разного возраста, выстроившуюся перед дверью. Причем некоторые из стоящих в ней вообще не знали Дженни-Мэй Батлер.

Комнату номер четыре прозвали камерой для допросов. Чем больше ребят туда заходило, тем более невероятными становились их истории о том, что происходит внутри. Учеников с важной информацией оказалось так много, что полицейским пришлось на следующий день снова прийти в школу. Правда, при этом в каждом классе строго объявили, что хотя наша помощь высоко ценится, однако время полицейских тоже драгоценно, и потому в комнату номер четыре следует являться только в том случае, если у тебя есть что сообщить — что-то действительно важное. На второй день мне уже дважды запрещали идти к полицейским — один раз на уроке истории и второй на ирландском.

— Но я люблю ирландский, мисс, — запротестовала я.

— Прекрасно. Тогда ты с удовольствием останешься в классе, — засмеялась она и велела мне прочесть вслух целую главу из учебника.

У меня не оставалось иного выхода, кроме как поднять руку на уроке рисования в пятницу, во второй половине дня. Уроки рисования любили все. Мисс Салливен с недоумением посмотрела на меня.

— А теперь я могу пойти, мисс?

— В туалет?

— Нет, в комнату номер четыре.

Она удивилась, но в конце концов отнеслась к моей просьбе серьезно, и я получила разрешение покинуть класс под громкое «о-о-о-о-х» одноклассников.

Я постучалась в дверь, и гарда Роджерс открыл мне. Мужчина примерно шести футов роста. В десять лет я уже была очень высокой, наверное пяти футов и пяти дюймов, и страшно обрадовалась, встретив кого-то, кто возвышался надо мной, хотя в своей полицейской форме он выглядел устрашающе. В общем, я готова была во всем ему признаться.

— Опять урок математики? — широко улыбнулся он.

— Нет, — ответила я так тихо, что едва себя услышала, — рисование.

— О! — Он удивленно поднял густые, похожие на мохнатых гусениц брови.

— Я — ответственная, — быстро проговорила я.

— Что ж, это очень хорошо, хоть я и не считаю, будто, пропустив урок математики, сразу становишься безответственным. — Он дотронулся до носа. — Только не говори учительнице, что я это сказал.

— Хорошо, — согласилась я и глубоко вздохнула. — Но я имела в виду, что ответственна за исчезновение Дженни-Мэй.

На этот раз он не улыбнулся. Раскрыл дверь пошире и произнес:

— Заходи.

Попав в комнату, я стала озираться по сторонам. Слухам, которые распространялись в последние два дня, ровным счетом ничто не соответствовало. Джемайма Хэйс говорила, что кто-то сказал ее подруге, будто кто-то его уверял, что кому-то запретили покидать эту комнату, не пустили в туалет, и он был вынужден писать в штаны. Ничего пугающего в комнате не было: у стены стоял диванчик, посередине небольшой стол и рядом с ним школьный стул из пластика. Мокрого стула не наблюдалось.

— Садись сюда. — Он указал на диванчик. — Устаивайся поудобнее. Как тебя зовут?