Соно Аяко - Синева небес

— У Мицуко Канаи все очень скверно. Ее семейная жизнь рухнула, и в этом виноват твой дружок!

— А что еще случилось? Что еще произошло с Мицуко-сан?

— Раз тебе это так интересно, то почему бы тебе не поехать и не узнать у нее?! — Томоко бросила трубку.

Чтобы успокоиться, Юкико пошла в комнату для шитья и присела на дзабутон. Это был дзабутон, по старинке набитый ватой; от времени он стал жестким и имел жалкий вид, потому что вата свалялась. У матери хранились бабушкины шелковые кимоно, вот Юкико вместе с матерью и смастерили из них этот дзабутон, вместо того чтобы покупать новый из искусственных тканей. Его давно было пора подновить, но ей что-то лень. К тому же, свалявшийся дзабутон даже помогает сосредоточиться на работе…

Сидя на жестком дзабутоне, Юкико в одиночестве обдумывала, что же произошло с ней. Человек с живым, острым умом способен найти ответ на мучительные вопросы за считанные секунды, но Юкико всегда требовалось много времени. Иногда несколько дней или даже несколько месяцев. Однако она считала, что лично ей просто необходимы подобные сомнения. В человеческой жизни все события, кроме смерти, представляют собой поступательный процесс. Юкико пришла к мысли, что даже если движение к цели таким окольным путем порой кажется глупым — для определенного типа людей это оптимальный способ принятия решений.

Зачем Фудзио Уно появился на свет? Чтобы отнять жизнь у мальчика и нескольких девушек? В этом его предназначение? Юкико не нравилось жить по расчету. Часто расчеты людей не оправдываются. Однако жизнь Фудзио была слишком уж далека от всяких расчетов.

Юкико знала, что, испачкавшись, уже не отчистишься. В Японии только один человек смог избавиться от приставшей к нему грязи. [52] В романе упоминается имя Сайго Такамори, чья поддержка мятежников в Сацума (1877 г.) расценивалась как предательство по отношению к законному правительству, хотя он осознанно не планировал восстания. Возможно, и здесь писательница намекает на его трагическую судьбу и посмертную реабилитацию. Но обычному, простому человеку не под силу вывести пятно позора. Юкико сама нашла ответ на собственный вопрос: простой человек обречен всегда жить с этим пятном. К счастью, у нее есть Бог. Хоть она и не самая рьяная католичка, понять ее душу может только Господь Бог, а не какой-то журнальный писака. И в этом ее спасение.

Однако слова Томоко гвоздем сидели в голове. Юкико решила позвонить Мицуко. Нужно только не причинить ей боль, не выдать своего возбуждения. Юкико решила держать себя в руках, она должна сохранять самообладание при разговоре с Мицуко!

Просидев так добрый час, Юкико наконец достаточно успокоилась, чтобы набрать номер телефона Мицуко.

К телефону долго никто не подходил, и она подумала, что Мицуко нет дома. Юкико даже почувствовала некоторое облегчение, поскольку звонок дался ей тяжело. Она уже собиралась повесть трубку, как, к ее удивлению, в трубке послышался тонкий, еле слышный голос — словно из преисподней.

— Мицуко-сан? Это сестра Томоко Хаты.

— Давно не виделись, — прошелестела Мицуко. Она отвечала, не думая, машинально.

— Как дела? Томоко о вас очень беспокоится, да и я постоянно думаю о вас.

Никогда еще Юкико не испытывала такой боли. Ей казалось, что кто-то бередит ее еще не зажившую рану.

— Спасибо…

— Как ваш муж? — Юкико не могла заставить себя спросить о ребенке, которого Мицуко носит под сердцем.

— Муж… Он в больнице.

— Болен?

— Я, честно говоря, не знаю. Он в психиатрическом отделении. Юкико растерялась, не зная, что и сказать.

— А что с ним? Что-то странное?

— Не знаю. Сначала он перестал ходить на работу. Ну, как дети отказываются ходить в школу. Все думали, что это временно, но потом он вообще перестал интересоваться чем-либо. Он ни на что не жалуется, просто каждый день с утра до вечера смотрит в больнице телевизор.

— А что в этом плохого, если это его радует?

— Смотреть-то он смотрит, но не может сказать что. Он ничего не понимает.

— Что говорят врачи?

— Говорят, что у него атрофия клеток головного мозга. Так бывает, когда человек впадает в маразм.

— Но ему же…

— Тридцать пять лет.

— Да, тут утешения бесполезны… А как все это случилось? Ведь наверняка же были и раньше какие-то тревожные симптомы?

— Не знаю. Я ничего не понимаю. Просто он отстранился от всего.

— Как это — отстранился?

— Не знаю. Просто существует в каком-то ином измерении.