Соно Аяко - Синева небес

Фудзио пытался припомнить содержание письма, но память подвела его. Единственное, что он запомнил, был явно лишний совет о том, что ему следует говорить адвокату правду.

Вспомнив, что Хигаки забрал письмо, Фудзио тихо выругался: «Скотина!» Письмо адресовано ему, Фудзио! Неужели полицейские не понимают, что они нарушают права человека?

Однако в памяти Фудзио отчетливо сохранилось ощущение от тона письма Юкико. Пусть он не помнит его содержание, но слова в нем такие же добрые, уважительные, как и те, что он слышал от Юкико во время их встреч. Несмотря на то что он — убийца, Юкико обращается к нему с почтением.

В ту ночь, вспоминая ее голос, Фудзио накрылся с головой одеялом. Он беззвучно рыдал. Если полицейские узнают, что он плакал, Такарабэ и компания сообразят, что нащупали его больное место. Как-то Такарабэ оскорбительно отозвался о Юкико: «Если бы не было таких Юкки, [51] Юкки — сокращенный вариант имени Юкико, который звучит по-японски так же, как слово «юкки» — «мужество», «смелость». не было бы и таких, как ты». Тогда Фудзио толкнул на Такарабэ стол прежде, чем тот успел отреагировать. Полицейский чуть не свалился со стула, а Фудзио почувствовал такую боль, что испугался, не сломал ли себе ребро.

Из-за этой стычки Фудзио в тот день хранил упорное молчание, поэтому передачу от Юкико ему отдали только после десяти часов вечера, когда курица с рисом, присланная Юкико, совсем остыла.

Фудзио воспринял это как месть со стороны полицейских.

Им нужно было любой ценой заставить его признаться, где захоронено тело. Сейчас только в этом был смысл его существования. Но, как ни странно, противником этого выступал Хигаки. Иногда они оставались вдвоем в комнате для допросов, и Хигаки позволял себе делать разные намеки:

— Уно-сан, давайте продолжим наш давнишний разговор, — говорил он порой. — Кстати, ваши жертвы вас не навещают?

— Это уже попахивает детскими страшилками, — рассмеялся Фудзио. — Я слышал байки о том, как кто-то резал священные сутры на полоски и жег их, как благовония. Теперь таких дураков нет.

— Конечно, этого делать не стоит. Но я занимался этим вопросом и действительно верю в то, что жертвы приходят к убийцам. Я думаю, что они приходят затем, чтобы спросить, почему их убили, поскольку не могут понять. Они являются лишь с этой целью. Лучше, если они придут поскорее. Чем позже они придут, тем сильнее будут давить вам на грудь.

— Я вам не верю! Хватит запугивать меня!

Хигаки молча посмеивался, а у Фудзио по спине пробежал холодок…

Сейчас сержант Хигаки молча сидел рядом с Фудзио, и морской ветер, врывавшийся в окно, обдувал его лицо. Старший инспектор Такарабэ широко зевнул.

— Мы правильно едем? — тихо спросил Хигаки у Фудзио, возвращая его к реальности.

— Да.

Лишь надоедливое кваканье, доносившееся из установленной в машине рации, нарушало кажущуюся идиллию.

— Судя по схеме, что ты начертил, это место находится недалеко от обрыва, куда ты сбросил Томоко Симаду, верно?

Фудзио довольно бурно отреагировал на вопрос Такарабэ:

— Господин полицейский, я ее никуда не сбрасывал! Я только раздел ее и оставил на дороге!

Такарабэ ограничился этим замечанием и не стал продолжать перепалку. Видать, из опасения, что Фудзио откажется от чистосердечного признания. В тот момент, когда машина повернула на восток, Фудзио увидел первые лучи рассвета, подсвечивавшие еще окутанную ночной мглой водную гладь.

Было темно, но море оживало, волны начинали золотиться. Увидев, как тает ночная тьма под лучами рассвета, Фудзио ощутил прилив чувств.

Прежде он был равнодушен к морю. Ведь море не осыпало Фудзио похвалами, но и не портило ему жизнь. Фудзио всегда был излишне эмоционален. Мать баловала его, а одноклассники и учителя считали глупым и ненавидели. Правда, многие его попросту игнорировали, но это лишь свидетельствовало об их черствости.

Сейчас море было абсолютно равнодушно к Фудзио. Наверное, морю было безразлично, убивал он людей или любил их. Море знает и рождение, и смерть. Оно ничему не удивляется, ни в чем не сомневается, ничему не дает оценок. Скажи ему Фудзио: «Под одним из утесов на побережье лежит тело», — море даже не обратит внимания. На губах Фудзио заиграла улыбка, когда он подумал об этой холодной предательской отстраненности.

— Над чем это ты смеешься? — грубо спросил Такарабэ.

— Да ни над чем!

Как только у Фудзио поднималось настроение, этот человек тут же старался испортить его. Фудзио почувствовал тошноту, но несмотря на это не перестал размышлять о величии равнодушного моря.