— Это было бы бессмысленно. Твоя замечательная мать очень страдает оттого, что её род прекратился. Мы долго обсуждали, как помочь этой беде. Мы строили бесконечные планы и снова и снова их отвергали. К несчастью, однажды мы набрели и на эту мысль, и больше твоя мама от неё уже не отступалась. Она очень боится старости—и собственной, и дочерей.
— Но в наши дни шестьдесят не возраст! Она может наслаждаться жизнью с тобой. Путешествовать, танцевать, разводить розы и ещё бог знает что делать. Ты не мог её в этом убедить?
— Она хочет внука. В этом для неё, собственно, и состоит смысл старости. А развлечения — только потом.
— И ты действительно веришь, что одна из нас пойдёт на это?
— Одна-то уж точно. А то и...
— Да у тебя неправильные представления, Теодор! Женщины, имеющие твёрдые жизненные принципы, не повернутся вдруг на сто восемьдесят градусов ради какого-то маленького семейного домика. Как она может считать собственных дочерей такими бесхарактерными?
Он подлил вина Сюзанне и себе, отпил глоток и, наслаждаясь, выпятил нижнюю губу. После чего спокойно ответил:
— Тебе знакомо понятие «детерминизм»?
Она посмотрела на него поверх очков:
— Какое отношение это имеет к нашему случаю?
— Ещё какое! Если ты позволишь, я начну издалека. Как ты знаешь из школьной программы, биологическое поведение определяется генами. Когда кошка видит мышь, она превращается в хищного зверя.
— Сравнение очень притянутое, Теодор!
— Разумеется, человеческое поведение гораздо сложнее. Но и оно определяется генами.
— И воспитанием.
— Верно. Наследственность и окружающий мир — вот детерминанты нашего поведения. Свободы у человека нет.
Она наморщила лоб.
— Но это... это очень пессимистическая точка зрения.
— Это жестокая правда. Все действия, в том числе и повседневные, самые незначительные, обусловлены наследственностью и воздействием внешней среды. Если знаешь эти детерминанты, человеком можно манипулировать. Свобода сделала бы нас непредсказуемыми. Поэтому её и не бывает, она, к сожалению, всего лишь романтическое представление о желаемом.
Сюзанна отрицательно покачала головой:
— Но это бы значило... что все мы не отвечаем за свои действия... Нет, меня это не убеждает.
Он слегка улыбнулся:
— Каждый человек поначалу сопротивляется этому. Больно, когда нам отказывают в столь желанной свободе. Но свобода не что иное, как философская фикция, которой человек тешит свое самолюбие. Правда, как ни грустно, жестока. Поэтому желанных, запланированных детей не бывает.
— Как это?
— Дети рождаются потому, что это заложено в природе мужчин и женщин. На самом деле никто не решается на это свободно. В противном случае мы как вид исчезли бы с лица земли.
Она подавила в себе неприятное чувство.
— Хорошо, не будем выяснять, насколько ваше утверждение истинно, допустим, что это так. Но мои сестры не позволят, чтобы ими манипулировали из-за какого-то там дома.
— Позволят, — вздохнул он, — прямо или косвенно. — И затем добавил: — Знаешь, в твоём возрасте я тоже мыслил так же идеалистически. Пока жизнь не открыла мне глаза. Опыт познания был горек, а в конце я пришёл к дремучей прописной истине: каждый человек продажен, каждый поддаётся манипулированию. И ты, Сюзанна, тоже.
— Я не буду участвовать в этом соревновании, Теодор.
— Спорим, будешь!
— На что спорим? Может, на дом?
— Вот ты и попалась!
Она рассердилась и резко заявила:
— Не обольщайся! Я не могу в этом участвовать, — и строптиво добавила: — И не хочу. У меня маленькая, уютная квартирка в Вурцельбахе, в которой я прекрасно себя чувствую и которая мне почти ничего не стоит. И больше мне ничего не нужно.
Он удивлённо вскинул брови:
— Вурцельбах? Вурцельбах? Это не там ли, где зайцы и ежи говорят друг другу спокойной ночи?
— Это всего в двадцати минутах езды от города.
— Двадцать минут... Так-так... И ты хочешь уступить своей сестре — всё равно какой — своё наследство?
Она отпила большой глоток вина.
— И вот что, я хочу, чтобы моя мать знала: как только она таким путём добьётся внука, она потеряет двух дочерей.
Он очень серьёзно возразил:
— Своих дочерей она уже потеряла.
Сюзанна примолкла. Теодор был умён, гораздо умнее, чем она думала, пусть и с несколько догматичными взглядами. Но опять это смутное подозрение... Что-то за всем этим стоит.
Она решительно и упрямо тряхнула головой:
— Нет, я верю в свободу и силу, которая устоит против манипулирования.
Читать дальше