Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

Таким образом, раздобыв очередные бумаги на имя Федора Синюкина, промыслового охотника, уволенного вчистую по ранению в 1944-м, Иннокентий двинулся по тайге. Искал скиты староверов, затерянные еще с дореволюционных времен, хотел с ними поговорить о Боге и смысле жизни. А забрел в Ващеру, к старцу Азарию, предыдущему Хранителю идола.

– Вот с ним и поговорил, Сашок. Наговорился за всю свою долгую и одинокую жизнь. Прочистил он мне мозги от накипи. Так я и стал Хранителем. Вместо него. Он сам попросил об этом, ему уже тогда надоело жить, устал очень…

– Ты знаешь, это скорее история какого-то советского Рэмбо, – сказал Саша. – Просто Печорин и Сталлоне в одном лице.

– Да неужели? Хотя, наверное, похоже. До некоторого момента так было. Но знаешь, живя один, поневоле привыкаешь думать за весь мир целиком. Вот я и начал думать…

Саша обмолвился, что для размышлений Иннокентий выбрал странное место.

– Все правильно, Саша, все верно, парадоксы тут, конечно, имеют место быть, но не такие уж они и странные, ты не находишь? Ничего необъяснимого, если разобраться. В мире вообще нет ничего не объяснимого, есть только недалекие головы, которые ничего объяснить не могут. Ты не находишь, Сашок? Без влияния идола тут, конечно, не обходится. Он здесь на всех влияет, только многие этого не замечают. Так что если я кажусь тебе моложе лет на семьдесят – это, понятно, благотворное воздействие его поля. Но не только его, вот в чем штука-то…

Пожалуй, рассказ Хранителя – это были самые необычные мемуары из тех, с которыми Саше доводилось сталкиваться. Потом, в Москве, он начал понимать это еще отчетливее. Даты, цифры, события, встречи – обо всем этом Хранитель вспоминал как бы между делом. О роли себя в истории вообще упоминал с исключительным скептицизмом, да и по самой истории проходился весьма критически.

– Вот все говорят: история, социальные процессы, динамика общества, а что такое история, если разобраться? Кучка охламонов страдает фигней, мается, допустим, с похмелья и так, с дурной головы, отправляется воевать таких же оболтусов, которым, после вчерашнего, жизнь тоже медом не представляется. Самое время гвоздануть кого-нибудь промеж зубов за ради оттяга души. Вот и вся история с географией. Так-то, Сашок!

– Да вы, батенька, ретроград, оказывается. Отрицаете роль науки и все прочее?

– Роль – не отрицаю. Все прочее, кстати, тоже. Я просто говорю о том, что историю надо рассматривать с точки зрения тысячелетий. А все, что в пределах веков, это, мой друг, не история. Так, периодические отклонения от общего вектора движения. Другими словами, кочки на ровном месте. Просто я понимаю, тяжело человеку быстро проживать свою короткую жизнь и мыслить при этом в пределах тысячелетий. Не получается, в таких-то пределах… Вот, скажем, Советская власть. Семьдесят лет продержалась, говорить не о чем! Даже не отклонение, просто вспышка постпохмельной злости, усугубленной общедоступным тогда кокаиновым марафетом. Такие странные, непредсказуемые, как пожар, вспышки, помню, случались у лжебарона Унгерна, когда он мечтал в Забайкальских степях двинуть на Москву и Питер монгольские орды. А если бы, скажем, одному умнику-врачу не пришло в голову лечить опийную зависимость новым лекарством – кокаином, глядишь, и не было бы в России никакой революции… «Если» – великое слово, если вдуматься… Ты никогда не задумывался, что если бы перед расщеплением атома не было Второй мировой, последствия для Земли от изобретения ядреной бомбы могли бы стать куда более катастрофичными? Не навоевавшись перед этим до кровавой отрыжки – пустили бы в дело за милую душу, и гадать нечего, не удержались бы! Так что получается, Вторая мировая – зло или благо? Как ни странно звучит, а стоит задуматься, не находишь? Вот ответы на такие вопросы – это уже история, Сашок… Сталин, Гитлер – дело не в них, это тоже пешки своего рода, просто человечество должно было получить урок в своей потребности подчинять и готовности подчиняться, возведенной в степень механизированной диктатуры. …Так вот, о Советской власти. Как сейчас помню… Впрочем, об этом долго рассказывать…

– А я не тороплюсь, – сказал Саша.

– Ты полагаешь?

Саша не ответил. Он и сам не знал.

…что такое любовь, спрашиваешь? – переспросил Иннокентий. – А сам-то ты как думаешь?

– Игра гормонов, – пробурчал Саша.

– Есть такое мнение. А еще?

– Гипертрофированные наклонности к размножению.