Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

– А там кто? – спросил Саша, кивнув на свежий холмик.

– Где? – не понял Лавр.

Он тоже, не отрываясь, смотрел на Ирку с каким-то детским, искренним изумлением.

Та закончила с волосами, но все еще что-то на себе расправляла. Мечтательный, затуманившийся взгляд и машинально кокетливые движения… По-озвольте, сударь… Пока сударыня вам не позволила!

– В могиле, – пояснил Саша.

– В какой могиле? – удивился урядник. – Ах, в этой! Хлам.

– Егорыч? – предположила Ирка.

– Какой Егорыч? Почему Егорыч? – продолжал удивляться богатырь. – Я же гутарю, хлам, мусор всякий. Банки консервные, обертки, ну, что от ваших остались. Мы собрали, землей присыпали, не оставлять же валяться.

– Так почему крест поставили? – спросила Ирка Лавра.

– Какой крест? И не крест совсем. Место просто отметили. Опосля вернемся, закопаем поглубже. Тайга чистоту любит. На грязь обижается, однако, – рассудительно объяснил тот.

Положительно эти двое разговаривали только друг с другом. Нет, он не ревнует, конечно, но совесть тоже надо иметь…

– А еще что-нибудь от наших осталось? Кроме банок и оберток? – спросил Саша.

– Ничего не осталось. Кубыть, все закопали, что нашли, – ответил ему Ерошка.

Саша вздрогнул от такого ответа. Потом сообразил, что вздрагивать еще рано. Каков вопрос – таков и ответ, ничего больше.

– Что, пошли к вашим? – спросил Лавр. – Они у нас в станице пока на постое. Вас дожидаются. Беспокоиться уже начали. Вот старики нас и послали на встречу. Тут недалече, верст десяток, может, и набежит, не боле.

– Всего-то? – скептически спросил Саша.

– Да, я же гутарю, недалече… – не понял юмора тот.

– Ладно, пошли, – величественно сказала Ирка, словно соглашаясь сразу же под венец.

Похоже, мы теряем ее, как сказал хирург, отрезая пациентке третий по счету орган…

Откуда вдруг выплыл этот небритый анекдот? Впрочем, не важно, подумал Саша. Просто обидно…

По дороге в Акуевку Саша окончательно убедился, что отвергнут и забыт в ударном порядке. Неверная Ирка разговаривала исключительно с красавцем Лавром и мечтательно смотрела на него снизу вверх, как кошка на сметану. А если случайно, вдруг, обращалась к Саше, то в ее голосе явно проскальзывали нотки пренебрежения, какие часто слышны у женщин по отношению к старым, забытым любовникам. Настолько прошлым, что дамы теперь искренне не понимают, с какого умопомрачения могли когда-то любить такого откровенно выраженного козла…

Оставалось идти сзади и любоваться, как Ирка прилепилась к уряднику. Сразу и прочно, как пиявка к краснолицему донору. Так они и шли вместе. Шагая следом за этой парочкой, Саша мог воочию наблюдать развитие отношений на стадии романтического прощупывания друг друга. Или ощупывания? Что точнее?

Богатырь обращался с ней бережно, но свободно. Опыт чувствовался, его не скроешь. То под локоток возьмет, то за плечико, то за талию придержит, то на ушко что-то нашепчет. И та довольна. Тоже шепчет что-то в ответ, тихо, неслышно, но оба смеются, обоим весело…

Интересно, успела Ирка рассказать новому избраннику про свои розовые наклонности? Или оставила в качестве сюрприза на будущее? Хотя о том, что они есть, известно только с ее слов, ехидничал сам с собой Саша. Практика свидетельствует об обратном. Если на швейную машинку поставить дополнительный форсированный движок, а потом включить все это безобразие на самый мощный режим, то именно в таком ритме тела Ирка общается с мужиками, которых не любит. Вот что показывает практика, которой проверяются все теории… Пусть нескладное сравнение, зато образное… Так думал он, шагая вслед за этой сладкой парочкой, рядом с толстым и подвижным, как мячик, Ерошкой. Конечно, он обижался! А кто бы не обиделся на его месте?

Ерошка, понимая его состояние, усмехался, приподнимая губу, пару раз многозначительно кивал вперед, но от комментариев воздержался. И на том спасибо!

Казаки шли ходко, часто закуривали прямо на ходу, ловко сворачивая сигареты из серой бумаги и табака. Дорога опять шла через лес. Через лес, лес и лес, так точнее. Правда, временами под ногами мелькало некое подобие тропы. Было видно, что здесь уже ходили. Не часто, не много, но все-таки намек на цивилизацию, или, точнее, определенная натоптанность.

– Слушай, а вы с этими, из подземелья, давно воюете? – спросил Саша Ерошку, чтобы отвлечься.

– Да, почитай, всегда и воюем, – охотно откликнулся тот. – Сколько себя помню, столько, почитай, и воюем. И до меня воевали, однако. Мы же казаки, исконные, нам воевать положено. От дедов-прадедов положено, так-то!