Василий Аксёнов - Осень в Ворожейке

«Мать не спит, — шепчет в плечо его она. — Не гаси свет, почитай пока что-нибудь».

«Что? — говорит он. — Нечего».

«А там… журнал-то, — говорит она. — „Ислень“. Я под кровать его, кажется, сунула. Истомин там. Ты говоришь, что его знаешь».

Рукой нашарив, достал он из-под дивана журнал. Раскрыл. Начал читать:

«Из книги кетского учёного Васакса „История племён, населяющих территорию исленьского бассейна“, раздел „Органическое строение народов, живущих по болотам, а также вблизи оных“, глава „Межёвцы“».

«Чуть-чуть помедленнее, — шепчет она, — и чуть погромче… скорее мать, может, уснёт».

«В Исленьском крае, в Елисейском районе, в деревне Межевой, расположенной укромно на кемской старице, тоже жили люди. Межёвцы болотные — так называли их соседствующие с ними яланцы, через яланцев название это распространилось и по всему краю, от них перешло оно и в науку. А почему — болотные? — да потому что сопочные ещё былие, но те однажды сорвались всем скопом и ушли куда-то на восток. Причину этого исхода даже болотные не знали. Дома у межёвцев стояли на сваях, чтобы в разлив Кеми не топило паводком; дверью — к восходу солнца. Окон межёвцы не прорубали, чтобы никто в них не заглядывал и чтобы гнусу в избах меньше было. Основой жизни их была торговля, носившая до сих пор натуральный характер: на нартах везли межёвцы в Ялань пушнину и обменивали её там на товары первой необходимости — хлеб, соль, картошку, крупы, муку, спички и прочее. Зимою и летом ходили межёвцы босиком. Если бы носили межёвцы обувь, размер обуви бы у них выражался в радиусах или в диаметрах. Например: боты женские, диаметр сорок сантиметров, или: ботинки мужские, радиус два с половиной дециметра. Ступни ног у них были большие и круглые, как сковородки, что позволяло межёвцам безбоязно и без риска для жизни пробегать по самым топким трясинам и не проваливаться в свежем, рыхлом снегу. По снегу межёвцы, не напрягаясь особо, догоняли лосей и лис. А вот по асфальту или деревянным тротуарам и сланям ходить им было мучительно, поэтому, возможно, ни в Исленьске, ни даже в Елисейске никто никогда их не видел. От действительной службы в армии и на флоте они были освобождены из-за повального плоскостопия, но все без исключения, даже женщины, числились в запасе на случай военных манёвров в условиях снежной, суровой зимы и заболоченной местности. В учётных карточках Елисейского военкомата межёвцы значились как ефрейторы. Пальцы на ногах межёвцев имели вид рудиментированный — на каждой по пять маленьких пупырьков размером с ольховую почку, у очень крупных мужиков — с сосновую шишку. Вместо волос росла у них трава. Осенью трава увядала, и межёвцы, исполнив ритуальную церемонию, её сжигали, что заменяло им заодно и баню, а весной на их теле и голове снова вырастала молодая, мягкая, зелёная от хлорофилла травка, аналога в природе которой нет, но сходство в форме с осокой какое-то имеется. Нрава межёвцы были смирного, неприхотливого и простодушного, с соседями не воевали, на земли чужие не зарились, пашню и посевы яланцев не топтали, коров яланских не отстреливали. И вот.

Утром седьмого ноября, согласно очереди, житель Межевой Иван О, состоявший в должности бригадира пушной артели, отправился в одиночестве белковать, а остальные межёвцы решили, согласно традиции, праздновать сороковую годовщину Отсутствия царя. За день до праздника прикатили они из Ялани две бочки бражки и бочку солёных огурцов, выторгованных у яланцев за сотню ондатровых и сотню куньих шкурок. Часам к семи собрались межёвцы в доме ушедшего на охоту Ивана О, спалили артельно на себе отжившую траву, поздравили друг друга с лёгким палом и принялись бражничать. Всё поначалу шло как обычно, а обычно для гуляющих межёвцев было так: славят праздник, пьют, закусывают, припоминают былины и поют древние болотные песни про клюкву, про кочки и про своих тотемов: Шишимору болотную и Царевну-Лягушку. Так бы и на этот раз: выпили бы бражку, съели бы огурцы, до которых были великими охотниками, пропели бы все песни и с миром бы да с незначительными куражами разошлись, унеся с собой по ведёрку огуречного рассолу на случай завтрашних мозговых осложнений. Повода для распри, казалось, не было, хоть и захмелевший Василий У, немного распоясавшись, то и дело нарушал межёвский неписаный этикет, наступая баловливо под столом на ноги замужним женщинам, но и это бы ему сошло с рук — хмельного человека межёвцы строго не судят — связали бы оступившегося, и лежал бы он до полного отрезвления, рассолу огуречного не получив, ну и всего-то. Случилось так, однако.