Не должна быть… А пошто так?
Да потому что не у нэпмана в ларьке, не у подпольного барыги-шерамыги и не у цыганки-молдованки из-под юбки-магазина была куплена, в конце-концов, — и Николай разговорился, — а в лабазике укромном, при Администрации, власть в котором отоваривается, приобретена — что-то, наверное, да значит.
Ну дак и чё, что власть… Ничё, парень, не значит… Там и поддельной быть уже не может?
Нет, не может. К ним она с завода прямо поступает.
Чё что с завода… Жуликов-то и там, поди, хватат… Властью-то от стыда прикрыться можно только. На заводе нахимичат, по дороге ли подменят… Ловкачей-то, парень, мало ли… Вот раньше была водка, дак водка — выпьешь её, она — как мятная лепёшка… и втекат ласково, соскучилась как будто, и потом, усвоится-то, от неё радостно, а не дуреешь, как от бурдомаги.
Ну, раньше всё, конечно, лучше было, — не ехидничали мы, а угодничали.
Конечно. Ко всему иначе люди относились. И ворота ставили, чтобы не от собак укрываться, а жить за ними, за воротами-то… Ну и эта-то ничё как будто — ацатоном и карасином вроде не пахнет. Да и градус вроде есть какой-то… не пустая.
Градус есть, и не противная.
Да ничё, нормальная как будто.
Пить можно.
Можно, можно, чё нельзя-то. Ну, давайте.
Ну, давайте.
Нет, ничё.
Да нет, нормально.
После третьей стопки так и вовсе — покатилась какпо маслу . Говорить о ней, о водке, перестали мы — обвыкли.
О глухарях беседа завязалась — о глухарях вообще и, в частности, о нашем:
Вроде нестарый, мясо-то нежёсткое… Или в печи стояло долго, дак упрело.
Долго, долго, как недолго.
Дак о чём и говорится. Ты пошто глухая-то такая?!
По перу-то вон, нестарый.
Да, похоже, что нестарый. И не нынешний.
Нет, прошлогодний.
Крупный.
Крупный. Килограммов пять-то был, пожалуй.
Ну, четыре-то, уж точно.
Дураки бывают и по восемь.
Да, бывают и такие.
Вот уж раньше-то их тут водилось — по тайге-то — воробьёв вон будто по деревне… Чё там, столько… С чужих бы слов ещё, то сам ведь видел… То ли выбили, а то ли уж поотравили. — Ел отец глухариную лытку, глаза зажмурив, кость вкусно обсасывал, продолжал, от лытки отрываясь: — Да и этих, воробьёв, ведь тоже меньше стало. Их-то кто, никто, поди, не трогал уж?.. Не китайцы, не чумные… Дак везде же гадости-то всякой. Где чё бросили или просыпали, там и лежит… Бардак-то если… Сердца, пупа ли, баба, не осталось?
Искать их там, в жаровне, надо… Были, вроде опускала. На другой ли раз оставила, не помню. Если вам кому-то не попали… На ночь вредно наедаться…
Чё уж вредно?
Для жалутка… Да, тятенька домой, бывало, с пасеки поедет, настреляет, всего коня ими увесит. Полный ларь в кладовке наморозим их. Не проедали. — Сидела мама не за столом, а около печи, участвуя в разговоре нашем на расстоянии, носок или рукавицу довязывала, спицами мелькая. — И косачей, и глухарей, и рябчиков… да всякой… копалух, полюшек. А по весне и по осени гусей на полях помногу добывал — жалел заряды, этих он уж не стрелял — в капканы… Когда и уток, было, приносил. Рыбой те пахнут — не любилю их.
Да где уж рыбой… разные бывают. Кряква рыбой разве пахнет?.. Не питается-то ею… И чё правда, то уж правда: зверя и птицы в тайге раньше води-илось… зря не скажешь.
Дичи убыло, зато охотников прибавилось.
Как собак нерезанных… хватат их.
После, конечно, и политики коснулись. Без этого никак. На сладкое. Заканчивается у нас это сладкое , при редком и счастливом исключении, обычно горько — в гневном друг с другом несогласии выскакиваем мы из-за стола, в жизненно важном будто не сошлись, миримся, правда, скоро — отходчивые . Начали с внешней ( всё уж профукали, умышленно ли сдали всё американцам ), перешли затем на внутреннюю ( что не успели развалить, то расташшыли, паразиты ). И кто её, демократию эту, только и придумал?! А кто! Да воры и изобрели! Очень для них удобная система: вы, будьте рады, нас, однех и тех же , выбирайте, а мы, уж постараемся, обкрадывать вас будем аккуратно, чинчинарём и по закону, и те свободные , и эти — во, благодать-то, лучше не придумать. А совесть где? А подчинение?
Во всём с отцом мы, благодушием исполненные, согласились. Не согласиться, правда, трудно было — сами похоже рассуждаем, разве что с меньшей прямотой.
Ну а потом:
Раз сказал Николай в разговоре «слава Богу» да другой раз произнёс, а после и так вот выразился: ну, на всё, мол, воля Божья, как и на правителей — либо в заслугу те даются людям, либо в наказание, путних-то заработать ещё надо, мол, — присовокупив: спаси, Господи, люди Твоя.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу