Василий Аксёнов - Малые святцы

— Раздельно, как же нераздельно… Тело — дом, душа — в ём квартирует. Само по себе тело, как лошадь — та только воду пьёт, не водку… Душа ваша велит уж гадости-то этой выпить, — говорит мама. — А на худое повелела, так и страдай потом совместно… Телу она, душа, начальница, на ней, на грешной, и ответственность, спрос-то с неё, не с тела будет. Тело — в землю, а душа — уж по грехам…

— Ну, ты и скажешь, — говорит отец. — Всё у тебя с чудинкой как-то да с запуками.

— Да так и есть оно, пошто с чудинкой-то.

— Ему счас не рассолу, — говорит отец, — а водки выпить надо, похмелиться.

— О-ой, нет, — говорю, чуть не завыл. — Водки мне теперь не надо долго будет, — и думаю: «Абстиненция по всем статьям».

— Похмеляться — только втягиваться, — говорит мама. — Похмелился — и опять пьянка. Лучше уж так — перетерпеть.

— Ага, знаток-то где нашёлся… Много ты, баба, понимашь, — говорит отец. — На сердце-то нагрузка…

— А похмелишься — не нагрузка?.. Ни пьяницы, сказано, ни досадители Царствия Божия не наследуют.

— С тобой как воду в ступе тыркать… Тьпу ты!.. Не баба, — сердится отец, — а пила поперечная… всё-то она и поперёк.

— Да уж ничё такого я и не сказала… Тебя бы всё по шёрстке гладить.

— Да чё бы умное-то говорила… А то про Царствие какое-то!

Принесла мама рассол в кружках, поставила кружки на табуретку рядом с диваном, на котором я лежу.

Пью я рассол — и огуречный, и капустный — душе и телу угождаю .

— О-о-ой, — говорю.

— Ну и ну, — говорит мама.

Отец внимательно всё, вижу, слушает — участлив.

Раньше он, помню, смотрел непонимающе, но сочувственно на меня, мучающегося назавтра после пьянки-гулянки, и говорил:

— Олег, а ты, мне кажется, чем-то больной. Да и серьёзно. Внутри заусеница у тебя какая-то, похоже… немочь.

— Почему? — спрашивал его я.

— Да треплет так тебя с похмелья, — отвечал отец. — Может, эта… печень нездоровая, а может — в сердце нарушение какое. Сходил бы к Аннушке, проверился бы, чё ли. Она хоть хитрая, но как медичка-то толковая. Может, чё путнее, глядишь, и посоветует?

Отец не мучается с похмелья. Да и вообще, чтобы болел он когда-нибудь и чем-нибудь, такого я не помню. У него и зубы до сих пор здоровые, юнцу на зависть. В больнице он, отец, ни разу в жизни не лёживал , и сам он это говорил и мама это подтверждает, в госпиталях во время войны лежал с ранениями — было.

— Отравы выпил, — говорила на это мама, — дак и треплет. Мало ещё, ещё бы посильнее… Скотина вот всегда ест и пьёт в меру.

У мамы с утра сегодня подбородок плачет:

Павлик, их внук, племянник мой родной, погиб в Чечне, во время Первойчеченской . Где покоятся его останки, мы не знаем. Исполнилось бы ему сегодня 22 года. Могилка есть у нас тут, в Ялани, но она почтипустая . Захоронили мы туда выданные нам две-три косточки, но чьи, не ведаем. Когда хоронили, на кладбище, у меня ни с того ни с сего зуб мудрости пополам вдруг развалился.

Все мы про это — про день рождения Павлика — помним, но не говорим об этом, про себя вздыхаем только.

Мне тогда сон приснился, помню. Будто паримся мы с Павликом в бане, и я хлещу его усердно веником. А через два дня позвонила мне в Петербург сестра из Иркутска и сказала, что Павлика и его сослуживцев-десантников из Кяхты погрузили ночью на самолёт и увезли, похоже, в Грозный. Мне снился сон, а Павлик в это время летел, при полном боевом комплекте , в самолёте — к своей смерти. А с той — хоть как ты снарядись, поможет разве.

Солнце яркое — весь дом заполнило — как улицу. Сидит мама у окна, юбку свою управочную починяет. Да и говорит вдруг:

— Ничего мы вам с отцом не оставляем, не нажили. Сами всю жизнь, как на ветру, прожили без копейки, и вам так же, наверное, придётся.

Отец молчит. Руки у него были опущены, поднял их, положил ладонями на колени, разминает их, колени, как глиняные. Далеко куда-то будто смотрит.

— Ну и ладно, — говорю я, не отрывая головы от подушки. — Рассолу вот хватает, слава Богу… Имя честное нам оставляете.

— Ну, только что… Люди вот как-то жить умеют… Ладно, — говорит мама, откладывая юбку. — Пора идти мне в магазин. Да-а, — говорит, — не иметь плохо, а иметь с жадностью… Господь от этого-то, может, и оберегает?

Оделась мама по-выходному , ушла.

Смотрю, кот ходит по дому — она, мама, не заметив, его запустила. К дому их у нас не приучают . Мурлычет сипло. Морда наглая — как у каторжника . Отец, его, кота, услышав, заругался.