Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

В день казни, когда первые лучи солнца освещают вершину «Слона», над крепостью раздается хриплый вой рогов. Из своего окна я каждое утро наблюдал удивительные метаморфозы камней главной башни. Черные ночью, они краснеют с появлением голубого сияния за горизонтом. Солнце еще не взошло, но небо начинает потихоньку приобретать перламутровый оттенок, словно чешуя рыбы, только что вытащенной из моря яффскими рыбаками. Несколько минут вершина «Слона» совершенно красна, затем, когда первые лучи выскальзывают из-под горизонта, камни желтеют, а выбоины между ними наливаются чернотой. С появлением краешка солнечного диска красный цвет исчезает, желтизна коричневеет, затем чернеет и, когда солнце полностью освещает башню, она приобретает свой естественный, черно-коричневый, с бурыми проплешинами, вид.

Приговоренного, мужчину или женщину, раздевают донага и выводят на вершину башни. Прямо под рогами прорублены небольшие двери, несчастного ставят на порог, вдевают шею в веревку, наброшенную на рог, и толкают. Рога сделаны из черного мрамора и слегка изогнуты в середине, а в конце снова приподняты, словно настоящие слоновьи бивни. Соскальзывая по полированному мрамору, жертва останавливается точно в центре выемки и начинает свой недолгий танец. Тела повешенных не снимают, и они висят на бивне до тех пор, пока не рвется гниющая плоть шеи, оставляя голову сушиться на безумном солнце. В конце концов головы тоже падают вниз, их собирают и за большие деньги продают родственникам повешенного. К тому времени голова превращается в мумию и может храниться десятки лет. По преданиям мамлюков, ее присутствие в доме приносит удачу, поэтому, если родственников не оказывается или они не в состоянии купить столь дорогой амулет, голова продается на рынке тому, кто предложит наибольшую цену.

Казни происходят довольно часто, поэтому жертва, как правило, ударяется с размаху о труп своего предшественника. Последние секунды жизни несчастных отравлены ужасным зловонием разлагающегося трупа.

Руки приговоренному не завязывают и иногда казнь продлевается необычным образом, из-за которого, собственно, и собираются под «слоном» толпы любопытных.

Особо ловким удается, ухватившись руками за веревку, распутать петлю и взобраться на бивень. Такое хоть и не часто, но происходит. Однако радость спасенного быстро сменяется жесточайшими муками; открыть дверь в башню снаружи невозможно, вскарабкаться вверх по ее камням – тоже. «Бивень» медленно раскаляется под солнцем, превращаясь в сковородку, на которой неторопливо поджариваются ступни и колени несчастного. Обоженная жертва проклинает то мгновение, когда решила выпутаться из петли, сменив быструю смерть на длительные мучения. После часов мольбы и плача, несчастный бросается с бивня и разбивается о камни.

Наиболее хватким удается заблаговременно распутать веревку, они подкладывают ее под себя и тем самым продлевают мучения еще дольше. Случалось, что приговоренный просиживал на «бивне» несколько суток и, настрадавшись от дневного зноя, ночного холода, голода и жажды, терял сознание и сваливался вниз. Впрочем, одна история закончилась относительно благополучно, и я не могу удержаться, чтобы не привести ее целиком.

Когда это произошло, уже никто толком не помнит, может быть пятьдесят лет тому назад, а может, и сто пятьдесят. В крепость привезли партию рабов и первым делом отобрали тех, из кого могли получиться мамлюки. Лучшим оказался славянин, огромного роста, жилистый, с клубящимся на обритой голове чубом. Ему дали кличку – Жила – и взяли в оборот. Спустя три месяца тренировок он уже мог выдерживать бой на деревянных мечах с начинающим мамлюком, а через полгода ему предложили принять ислам и выйти на волю. Жила согласился. Но на будущее, как выяснилось, у него были несколько иные планы.

Дело в том, что воины и рабы, готовящиеся стать воинами, тренировались внутри цитадели, на специальной арене перед домом эмира. Правитель, в прошлом лихой боец, любил занимаясь решением государственных проблем освежить взгляд рукопашной схваткой, а иногда и сам выходил размяться на деревянных мечах. Вместе с эмиром за боями наблюдала и его дочь, которой скоро предстояло выбрать лучшего из бойцов и стать его первой женой. Дочь выбрала Жилу и даже втайне переправила ему в знак о своем выборе расшитые бисером туфельки. По обычаю мамлюков, когда женщина снимает перед мужчиной обувь, она сдается, признавая свою покорность. В европейской культуре таким знаком, наверное, может служить снятие корсажа.