Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

В 1823 году опальный поэт томился в Кишиневской ссылке. Пыльный, маленький городишко, пропахшие щами гостиничные номера, хлопанье рассохшихся дверей, наглые жидовские петухи, ни свет, ни заря горланящие под окнами, и полное отсутствие благородного общества. Спасение пришло, откуда не ждали: просвещенный губернатор Малороссии, граф Михайла Воронцов, узнав о бедственном положении поэта, вытребовал его к себе в Одессу.

А в Одессе, в Одессе пошла совсем другая жизнь! Губернатор определил Пушкина в чиновники, обязанностей почти никаких не назначив, а жалованье положив приличное. В городе представлял театр, выходили газеты, почти каждый день приходил корабль из-за моря, принося вместе с горькими налетами соли на мачтах, книги, новости, слухи.

Да и публика в городе собралась не чета кишиневской – было с кем поговорить. В довершение прочих благ Воронцов ввел поэта в свой дом, разрешил пользоваться библиотекой и познакомил с женой, красавицей Елизаветой Ксаверьевной.

Пушкин с детства верил в счастливые неожиданности, ждал их. К сожалению, это ожидание почти ничего, кроме горечи, не приносило. Но на сей раз ему действительно повезло: блистательная графиня почти сразу откликнулась на его любовь. Тринадцать месяцев пролетели как одно мгновение, если кто и омрачал настроение Александра Сергеевича то, разумеется, сам граф Воронцов. Обманутый муж смешон, особенно когда он пытается компенсировать поражение на амурном фронте излишним служебным рвением, и Пушкин пишет свою знаменитую эпиграмму:

Долго ли, коротко ли, но, как часто бывает в пылу грешной активности, Елизавета Ксаверьевна вдруг забеременела и в отчаянии призналась во всем мужу. Мрачные подозрения, которые губернатор изо всех сил гнал от сердца, оказались еще более мрачной действительностью.

Властью в Новороссии Воронцов пользовался практически безграничной. Самое быстрое средство сообщения на тот момент – перекладные, везли депешу в Петербург почти две недели, и столько же обратно, таким образом, верховная власть, включая тайную полицию, принадлежала губернатору почти бесконтрольно. Сделать он мог с поэтом многое; во всяком случае, помимо официальных способов наказания, всесильный губернатор мог, отправив Пушкина в командировку, легко инсценировать нападение разбойников или другой, трагический случай. Просвещенный правитель Михайла Воронцов просто выслал поэта на его родину, в Михайловское.

Прощаясь, графиня подарила любовнику перстень. Надпись на перстне была на непонятном языке, и в сочетании с романтической обстановкой дарения, перстень немедленно приобрел в воображении поэта статус талисмана. Долгими зимними вечерами в Михайловском, под завывание ветра в печной вьюшке, Александр Сергеевич часами разглядывал перстень, вспоминая ласковое море, теплые берега Одессы и мягкие губы Елизаветы Ксаверьевны. Так родилось стихотворение.

Любопытно, что спустя много лет, оказавшись в любовном треугольнике на месте графа Воронцова, Александр Сергеевич повел себя далеко не так благородно. Дантес оказался более удачливым стрелком, ему повезло больше, чем Пушкину. Но если два человека добровольно подходят к барьеру с заряженными пистолетами в руках, убийцей можно назвать каждого, просто одному повезло больше, а другому меньше.

Прогрессивная общественность гневно осудила Дантеса. «Не мог он знать, в тот миг кровавый, на что он руку поднимал!». Как это не мог? На обманутого мужа, на рогоносца, коих так много было на жизненном пути Александра Сергеевича. Но общественность судит не по законам правды и справедливости, ее понятия добра и зла постоянно меняются, в зависимости от объекта приложения. Окажись застреленным Дантес, вряд ли бы сегодня кто-то, кроме историков, знал о существовании такого человека.

Именно с этой дуэли в русской культуре началось отождествление понятий «поэт» и «трагедия». «Поэт – тот, кому стреляют в живот», – подвела итог Марина Цветаева, окончательно укутав образ стихотворца флером жертвенности и мученичества.

Но какие же тайна и урок заключены в обстоятельствах гибели Пушкина? Нет, ему не была дарована смерть во искупление, смывающая из памяти людской грязное пятно соблазнителя, он был убит, будучи обманутым и обиженным, до конца испив чашу унижения и муки, которую сам столь часто подносил другим.