— Зина! Пельмени не пробивай!
И поэтому, бессмысленно отстояв свое, протянул деньги со словами:
— Две пачки пельменей, пожалуйста.
Кассирша посмотрела с возмущением и ненавистью, а потом глумливо сказала:
— А кило икры не надо?! Совсем обалдели! Не слышите? — кончились!
Чертыхнувшись, он прошел полквартала до овощного.
Свеклы (двухкилограммовыми головами) и клубней турнепса размером чуть меньше снаряда к стапятидесятидвухмиллиметровой гаубице хватило бы для разгрома бронетанковой бригады. Зато картошки не наблюдалось вовсе. Однако в зале переминался народ, явно чего-то дожидаясь.
— Картошка будет?
— Ждите, — буркнула кассирша.
И точно — не прошло и десяти минут, как пьяный грузчик в синем халате вывез железный контейнер.
Вокруг него тут же началась общая свалка. Отталкивая друг друга и бранясь, женщины норовили влезть в контейнер с головой.
Счастливицы уже спешили к кассе, крепко прижимая к груди добычу.
Когда плотное кольцо жаждущих несколько поредело, Плетнев тоже заглянул внутрь. Обнаружил несколько мокрых, рваных и полупустых бумажных пакетов. Взял два, в каждом из которых было меньше половины.
— Рубль двадцать восемь, — устало сказала кассирша.
— Почему рубль двадцать восемь?
— Что значит — почему?! Вы два пакета взяли! По шестьдесят четыре!
— Так а картошки-то в них всего на один! Взвесить можно?
— Нет, ну честное слово! Что взвесить?! У нас картошка фасованная! Вы, гражданин, глаза-то разуйте!
Плетневу от ее слов прямо тошно стало. Карпов требует, чтоб он глаза разул, теперь эта еще!..
— Да ведь в каждом только половина веса! Если пакетов два, сколько в сумме?!
Тут она и вовсе зашлась.
— Вы что мне нервы мотаете?! Не нравится — не берите!..
Конечно, он тоже мог бы взвиться, пройти к заведующему, сунуть в нос удостоверение, и тот как миленький снабдил бы его всем необходимым — даже если бы пришлось картошку из собственного дома притаранить!.. Но не было куража. Да и вообще — как-то не умел Плетнев своим бронебойным удостоверением пользоваться. Вот Зубов, например, тот — да!.. Короче говоря, он только махнул рукой, отдал деньги и получил пахнущую землей сдачу. Вынул из заднего кармана брюк сетчатую авоську, какую всякий разумный человек всегда таскает с собой на случай, если вдруг подвернется какая-нибудь жратва, и положил в нее пакеты.
Впрочем, общая безотрадность окружающего все же немного развеялась в булочной, где Плетнев совершенно без очереди приобрел батон «Столичный» — мягкий, пахучий и еще теплый!
* * *
Не успел он щелкнуть выключателем, как из глубины коридора навстречу ему поспешил Кузнецов.
Одет он был по-домашнему: форменные брюки коротковаты, босые ступни в домашних тапочках, рукава армейской рубашки с полковничьими погонами подвернуты, а галстук-регат болтается на зажиме.
Но сам Кузнецов сиял и лучился, а кухонное полотенце в руках свидетельствовало, что Николай Петрович предается каким-то кулинарным радостям.
— Саша! — воскликнул он. — Ну наконец-то!
— Добрый вечер, Николай Петрович, — сказал Плетнев, захлопывая дверь.
— Ты что такой? — обеспокоенно спросил Кузнецов.
— Какой?
— Как в воду опущенный… Что-нибудь неладно?
— Нет, — Плетнев пожал плечами. — Я не опущенный. Нормальный я. Все в порядке…
— Ну, пойдем тогда, пойдем что покажу! — оживился сосед, и его круглая физиономия сорокапятилетнего крепыша снова просияла. — Пойдем!
Кузнецов энергично прошагал к двери своей комнаты, успев даже нетерпеливо оглянуться — мол, ну где же ты?! — резко распахнул ее и ликующе выдохнул:
— Прошу!
Если не считать того, что сейчас стены приятно золотило позднее закатное солнце, это была самая обыкновенная комната. Плетнев бывал в ней неоднократно. Обстановка примерно такая же, как у него самого. Телевизор, правда, больше. И холодильник не «Саратов», а солидный семейный «ЗИЛ». Полковничий уровень, понятно. На подоконнике горшки с растениями. Жена любит. Плющи. Дома сестра Валя такие же разводит. И кактусы.
Но зато стол, в обычное время украшенный только хрустальной вазой да парой газет, был накрыт. И как накрыт! Маслянистые ломти разделанной селедки выглядывали из-под усыпавшего ее зеленого лука, а изо рта несчастной рыбки торчал стебель петрушки! В плошке — малосольные огурцы! На тарелке — штук пять пахучих свежих, а также три помидора, редиска и зелень. В соломенной хлебнице — ломти «Бородинского». Колбаса «Молодежная». Сало. Хрустальные рюмки — явно только что тщательно вымытые. С самого краю — интригующе укутанная кастрюля.
Читать дальше