Андрей Волос - Победитель

Несколько дней он лежал в горячке, а когда пришел в себя, оказалось, что из дворца за ним дважды приходили по воле эмира, но, снизойдя к его болезненному состоянию, оставляли в покое.

Поднявшись на ноги, Файз побрел туда сам. После болезни он стал сутулиться, и взгляд черных глаз уже никогда не был таким живым, как прежде…

В конце тысяча девятьсот второго года он поднес эмиру первый том Истории: рассказ о славных деяниях шахов династии Садозаев, оканчивающийся на тысяча восемьсот сорок втором году. Второй том поспел еще через два года. В нем излагалась тщательно выправленная Хабибуллой-ханом история Афганистана со времени правления Дост Мухаммад-хана до Мухаммад Азам-хана — то есть до тысяча восемьсот восьмидесятого года. Последующие события предполагалось описать в третьем томе труда под общим названием «Тухфат ал-Хабиб», то есть «Подарок Хабибулле». Однако эмир, вновь ознакомившись с содержанием первых двух, пришел в негодование по поводу неправильной трактовки некоторых фактов и запретил издание. Самого же Файза избили палками, после чего он две недели не мог встать на ноги.

Тем не менее, когда историограф оказался вновь способен приняться за работу, эмир повелел приступить к написанию нового сочинения под названием «Сирадж ат-таварих», то есть «Светильник историй». Эмир позволил включать в него одобренные им фрагменты из прежнего труда, благодаря чему работа над первым томом завершилась довольно скоро — к середине тысяча девятьсот восьмого года.

Годом позже Хабибулла-хан разрешил наконец открыть в Кабуле медресе нового типа по европейскому образцу — «Мактаби Хабибия», — где преподавали современные западные науки и иностранные языки. Как на грех, очень скоро в стенах этой школы эмирские власти раскрыли тайную организацию конституционалистов — сторонников проведения реформ. Семерых арестованных расстреляли. Остальные семьдесят подверглись различным наказаниям и конфискации имущества. То ли по ошибке, то ли по навету Файз Мухаммад тоже был отнесен к числу мятежников и брошен в тюрьму Шерпур. Однако эмир распорядился освободить ученого — историк должен трудиться, а не терять попусту бесценное время в зловонной яме.

Памятуя о прошлом опыте, властитель приказал более тщательно проверять и редактировать тексты, выходящие из-под пера Файза Мухаммада. Секретарь эмира следил за стилистикой, настоятель медресе проверял правильность использования арабских выражений. Еще трое отвечали перед эмиром за точность излагаемых событий. Года за четыре были написаны и выпущены в свет первые два тома. Прочтя страницы только что отпечатанного третьего, касавшиеся ордена «Звезда Индии», пожалованного королевой Викторией эмиру Абдуррахман-хану, Хабибулла-хан снова вознегодовал. Тираж он приказал сжечь, а изложенные события переписать заново — дабы всем был понятен истинный смысл события: не королева жаловала эмира, а эмир оказывал ей высочайшую милость, снисходя до того, чтобы принять поганый английский орден!..

Весной тысяча девятьсот девятнадцатого года славный эмир Хабибулла-хан потребовал от Британии предоставить наконец стране полную независимость — и в самом скором времени пал на охоте от шальной пули одного из слуг собственного брата, Насруллы-хана, всю жизнь питавшего проанглийские настроения. Долгая и мучительная смерть негодяя, от которого Насрулла-хан открестился сразу после рокового выстрела, не могла искупить понесенной страной утраты — о чем и сказал Аманулла-хан, нынешний правитель Афганистана, восходя на унаследованный им престол…

Файз Мухаммад оторвал взгляд от тетрадной страницы, положил перо и снова посмотрел в окно, оглаживая темными ладонями кипенно-белую бороду.

Перед ним расстилалась серая брусчатка широкой площади. Справа виднелся украшенный колоннами фасад приземистого широкого строения — вчера сказали, там был манеж, где русский царь когда-то брал уроки верховой езды… Прямо за площадью, слева от курчавых лип небольшого парка стояло внушительное красное здание, украшенное башенками, шпилями и фигурной, выпуклой кирпичной кладкой. Солнце взошло, в первых лучах над площадью мерцал легкий летний туман. А стены и башни Кремля, чуть подернутые его легчайшей кисеей, казались тяжелее и строже — молчаливо и грозно высились они надо всем сущим, как будто охраняя мир и поддерживая в нем надлежащий порядок.

Донесся переливчатый звон часов на одной из башен…