Андрей Волос - Победитель

В правой руке Симонов держал автомат, в левой — гранату. Автомат мешал ему выдернуть чеку. Поэтому он протянул левую руку Голубкову.

Голубков дернул за кольцо, отскочил назад, оттолкнулся от стены, ногой вышиб дверь и отпрыгнул в сторону.

Симонов швырнул гранату в комнату, где кто-то громко визжал и плакал.

После вспышки из дверного проема вырвались клубы дыма и пыли.

Голубков, стоя на пороге, уже стрелял длинными очередями, водя стволом автомата из стороны в сторону.

В одном углу дергались несколько мужских тел, в другом билось в агонии явно женское. Кровь растекалась по паркету. Парили клочья бумаги. Столы и стулья были перевернуты, шторы горели.

Симонов обежал стрелявшего Голубкова и устремился к следующим дверям.

Голубков догнал его и у самой двери протянул руку, чтобы выдернуть чеку…

Плетнев уже добил упавших гвардейцев, когда посреди вестибюля взорвалась граната, с визгом разметав осколки, следом еще одна.

Он укрылся за колонной, прижался.

Перебежал к следующей. Присел на корточки, выглянул из-за нее. Вестибюль был застлан пороховым дымом.

Еще одна граната! Окна над парадной лестницей разлетелись брызгами. Издалека был слышен монотонный голос «Шилок». Сверху валились обломки и кирпичная крошка.

Еще граната! — у самого входа.

Плетнев резко спрятал голову за колонну, почувствовав, как она вздрогнула, когда в нее ударило несколько осколков.

Похоже, делать тут было нечего. Он метнулся к лестнице.

Внезапно дверь слева с треском распахнулась, и прямо ему под ноги упала еще одна граната. Она была без чеки и волчком крутилась на месте.

Плетнев окаменел — буквально на мгновение.

И, невольно заорав, в неимоверном прыжке полетел вправо на диван, ударился спиной о спинку, перевернулся вместе с ним и рухнул на пол, закрытый сиденьем.

Взрыв!

Осколки вспороли ткань.

Тут же загремел чей-то автомат, рассылая веера пуль, бившихся в стену над его головой.

— Миша!

Ему показалось, что это голос Голубкова.

Точно — Голубков с автоматом наперевес вломился в вестибюль именно из тех дверей, откуда вылетела граната. Следом — Симонов. Оба судорожно оглядывались.

— Яша! — заорал Плетнев из-за дивана. — Миша! Козлина! Смотреть надо, куда палишь!

Чтобы кое-как выбраться на свет божий, ему пришлось снова перевернуть диван. Смешно, что во всем этом участвовали столь мирные предметы…

— Санек! — радостно завопил Голубков. — Бляха-муха! Ты что тут прячешься? — Обернулся к Симонову. — Як Федорович! Видели? Чуть дружбана не замочил!

Между тем в черное зияние парадного входа с автоматами наперевес один за другим уже вбегали бойцы.

Пятеро сразу повернули налево и исчезли в коридоре левого крыла.

Шестеро — один из них был Епишев — бегом пересекли вестибюль и загрохотали ботинками по лестнице.

Откуда-то сверху стреляли. И как! — это был шквал огня! Но почему-то эти шестеро, слепившись в противоестественную в военном отношении кучу, все еще бежали вверх.

Между ними и Плетневым пули крошили паркет так, будто шел веселый летний дождь, после которого положено кататься на качелях и собирать червей для рыбалки.

Потом они — как ему показалось, невредимые — скрылись за углом, шквал утих, и тогда Симонов тоже бросился к лестнице.

— За мной!

На ступенях лежал убитый боец «Зенита» — фамилии его Плетнев не помнил, — а рядом, прислонившись спиной к стене и подогнув ноги, сидел Епишев. Автомат валялся возле. Лицо бледное, губа закушена. Левой рукой, словно ребенок куклу, он прижимал к себе правую. Плетнев присел возле него. Симонов и Голубков наклонились.

— Господи! — сказал Плетнев.

Епишев только мычал, бессмысленно поводя глазами, — у него был болевой шок.

Кисть руки висела на коже, обнажив торчащую кость.

Над головой Симонова стену вспорола очередь. Он присел и вскинул автомат.

Голубков резко повернулся, хватаясь за плечо.

Из-под пальцев уже проступала кровь.

— Ах, бляха-муха!

Симонов очередями строчил вверх, в пространство лестничной клетки, в направлении третьего этажа.

— Тащите под лестницу! — крикнул он.

Они подхватили Епишева под мышки и волоком стащили вниз по ступеням.

Симонов все палил вверх, прикрывая отход…

Плетнев наложил жгут сомлевшему Епишеву, перевязал Голубкова.

— Все, я пошел! Сидите здесь!

— Ты что! — возмутился Голубков. — Да ладно! Из-за такой ерунды!

И, отчаянно морщась, помахал левой рукой, доказывая, что он боеспособен.