Чигози Обиома - Рыбаки

И вот я снова увидел этих людей — точно такими, какими запомнил: в черном. Только Икенна на собственные похороны получил другую одежду. Ослепительно белые рубашка и брюки делали его похожим на ангела, земное воплощение которого застали врасплох и переломали ему кости — чтобы не вернулся на небо. Все остальные облачились в черное и разные оттенки скорби, кроме нас с Обембе — мы единственные не плакали. В те дни, что минули со смерти Икенны и скапливались, точно дурная кровь внутри нарыва, мы с Обембе отказывались плакать. Слезы, пролитые на кухне при виде мертвого брата, стали последними. Даже отец несколько раз плакал: сначала когда вешал на стену дома некролог с фотографией Икенны и еще — беседуя с пастором Коллинзом, в первый раз зашедшим выразить соболезнования. Хотя я не мог логически объяснить своего решения не плакать, держался я его стойко, как и Обембе. До того стойко, что когда хотелось всплакнуть, я устремлял взгляд на лицо Икенны, которое, я знал, мне больше не суждено было увидеть. Лицо Икенны омыли и умастили оливковым маслом, так что кожа засияла неземным блеском. Рана на губе и шрам на брови были отлично видны, но от брата веяло таким сверхъестественным покоем, словно он был ненастоящий, словно он всем нам мерещился. И только теперь, глядя на него мертвого, я заметил то, что давно уже видел Обембе: у Икенны была щетина. Она будто внезапно проклюнулась и теперь темнела на подбородке, подобно изящной штриховке.

Уложенное в гроб тело Икенны — лицо, поднятое к небу, ноги вместе, руки по швам, в ушах и в носу ватные затычки, — имело почти эллиптическую, яйцевидную форму и очертаниями походило на птицу. Все потому, что Икенна, по сути, был воробушком — хрупким созданием, которое не определяет свою судьбу. Все было решено за него. Его chi, личный бог, который, по поверью игбо, есть у каждого, оказался слаб. Это был efulefu , безответственный страж, порой оставлявший подопечного без защиты и улетавший в далекие странствия или по каким-то своим делам. Именно поэтому уже подростком Икенна хлебнул горя, ведь он был воробушком в мире черных бурь.

Как-то в шесть лет он играл в футбол, и какой-то мальчик ударил его между ног — да так, что одно из яичек переместилось из мошонки в живот. Икенну срочно доставили в больницу, где врачи в срочном порядке вставили ему трансплантат, тогда как в соседней палате другие врачи откачивали нашу мать: услышав о травме Икенны, она потеряла сознание. К утру оба очнулись. У матери вчерашний страх, что сын умрет, сменился облегчением, а у Икенны вместо утраченного яичка в мошонке теперь болтался маленький шарик. Он не играл потом в футбол три года, а когда снова вышел на поле, то хватался за мошонку всякий раз, когда мяч летел в его сторону. А в восемь лет, когда он сидел под деревом в школе, его ужалил скорпион. И снова Икенна избежал смерти, но вот его правая нога навсегда осталась увечной: ссохлась и стала меньше левой.

Похороны состоялись на кладбище Святого Андрея — огороженном поле с множеством надгробий и редкими деревьями. Кругом виднелись плакаты с некрологом, которые мы наделали для церемонии. Некоторые из них, распечатанные на белых листах формата А4, висели на автобусах, доставивших на кладбище прихожан нашей церкви и прочих гостей, а еще парочка — на лобовом и заднем стеклах отцовской машины. Один мы поместили на внешнюю стену дома, рядом с номером дома — его написали и обвели в кружок куском угля в 1991-м, во время национальной переписи населения. Один плакат висел на столбе линии электропередачи у ворот дома, другой — на доске объявлений у церкви. Еще плакаты повесили на воротах моей школы, где Икенна когда-то учился, и колледжа Фомы Аквинского, средней школы, в которую он ходил с Боджей. Отец решил, что развешивать плакаты стоит лишь там, где это необходимо, просто чтобы «дать родне и друзьям знать о случившемся».

Все портреты были озаглавлены словом «Некролог». Правда, чернила размазались — в верхней части буквы Н и в нижней части буквы Р. Почти на всех плакатах белизна бумаги оттеняла сам портрет, из-за чего создавалось впечатление, будто это фото человека из прошлого столетия. Внизу шла подпись: «Пусть ты ушел столь рано, мы тебя сильно любим. Надеемся, когда придет время, мы снова свидимся». И еще ниже другая:

Икенна А. Агву (1981–1996),

безвременно покинул родителей,

гна и гжу Агву, своих братьев и сестру,

Боджу, Обембе, Бенджамина, Дэвида и Нкем Агву.

Во время похорон, перед тем как Икенну засыпали песком, пастор Коллинз попросил членов семьи собраться вокруг него, а прочих — отойти.