Чигози Обиома - Рыбаки

Обембе все еще медлил: ему было страшно приступать к рассказу, пусть он уже и сообщил самое главное. Однако было уже поздно: мать в нетерпении ждала дальнейших признаний. Взобравшись на холм, она внезапно увидела хищную птицу, что приближается к ее стаду. И, как сокольник, приготовилась к схватке. Сопротивляться ей, даже при всем желании, было бесполезно.

За неделю с небольшим до того, как соседка раскрыла нас, мы всей гурьбой возвращались с реки и на песчаной тропинке встретили Абулу. По пути мы обсуждали двух крупных тилапий, которых поймали; Икенна горячо утверждал, будто одна из них — симфизодон. Мы вышли на прогалину, где росло манговое дерево и располагалась Небесная церковь, и тут Кайоде воскликнул:

— Глядите, мертвец под деревом! Мертвец! Мертвец!

Мы все посмотрели в сторону мангового дерева: под ним, на подстилке из опавших листьев, головой на сломанной зеленой ветке, лежал человек. Кругом валялись плоды разных цветов — желтые, зеленые, красные — и размеров; какие-то начали портиться, какие-то уже гнили. Какие-то были раздавлены, а какие-то поклеваны птицами. Страшные стопы мужчины — а он лежал ногами в нашу сторону — поразил грибок. Болезнь прочертила на них глубокие линии, превратив в некое подобие запутанной карты, которая была разукрашена жухлыми листьями, застрявшими в бороздах.

— Это не покойник, — спокойно возразил Икенна. — Слышите, он мычит, мелодию напевает? Должно быть, сумасшедший. Ведь так ведут себя сумасшедшие.

Пока Икенна не сказал, я и не слышал никакой мелодии.

— Икенна прав, — согласился Соломон. — Это Абулу, безумный провидец. — Щелкнув пальцами, он добавил: — Мне противен этот человек.

Икенна ахнул:

— Так это он?

— Да, это Абулу, — подтвердил Соломон.

— Я его не узнал.

Я присмотрелся к человеку, о котором Икенне и Соломону, как оказалось, многое известно. Мне он прежде ни разу не попадался. По улицам Акуре бродило великое множество безумцев, изгоев и попрошаек, однако ни в одном из них не было ничего примечательного, и потому мне показалось странным, что этого не просто выделяют среди прочих, но еще и знают по имени. Внезапно безумец вскинул руки в странном и одновременно величественном жесте, вызвавшем у меня благоговейный страх.

— Посмотрите-ка на это! — воскликнул Боджа.

Абулу сел, неотрывно глядя куда-то вдаль.

— Оставим его и пойдем дальше, — сказал тогда Соломон. — Не надо с ним разговаривать. Давайте просто уйдем, оставим его…

— Нет-нет, надо его чуток встряхнуть, — предложил Боджа и направился к мужчине. — Зачем уходить, если можно повеселиться? Послушайте, давайте его напугаем и…

— Нет! — решительно возразил Соломон. — С ума сошел? Разве не знаешь, что это злой человек? Разве не слышал о нем?

Соломон еще не закончил, но тут безумец взревел от смеха. Испугавшись, Боджа быстро попятился и снова встал рядом с нами, а Абулу, ни дать ни взять акробат, совершил немыслимый прыжок и оказался на ногах. Затем он вытянул руки по бокам, сжал свои бедра и доской упал на спину. Пораженные этаким гимнастическим этюдом, мы захлопали в ладоши и восторженно закричали.

— Да он гигант, Супермен! — вскричал Кайоде, и все рассмеялись.

Мы и забыли, что возвращались домой: тьма уже медленно смыкалась над горизонтом, и мать вскоре могла хватиться нас. Восхищенный, зачарованный этим странным человеком, я прикрыл рот ладонью и сказал:

— Он — точно лев!

— Бен, ты всех с животными сравниваешь, — раздраженно покачал головой Икенна. — Он ни на кого не похож. Он просто безумец, слышишь? Безумец.

Забывшись, я взирал на это поразительное создание со всем доступным мне вниманием, впитывая детали. С ног до головы Абулу был покрыт грязью. Когда он проворно вскочил на ноги, часть этой грязи поднялась вместе с ним, а часть — осталась лежать лоскутами на земле. На лице, прямо под подбородком, у него красовался свежий шрам, а спина была вымазана в мякоти полуразложившегося манго. Сухие губы его растрескались. Свалявшиеся и спутанные волосы щупальцами ниспадали на плечи, делая его похожим на растафари. Глядя на его зубы, большинство которые были черные, словно опаленные, я вспомнил о цыганах-огнеглотателях и цирковых артистах, которые, как мне всегда думалось, сжигали себе зубы во время представлений, выдувая изо рта огонь.

Абулу лежал перед нами совершенно голый, если не считать тряпки, спускающейся с плеча до пояса. На лобке у него росли густые волосы, из которых выглядывал вялый, словно веревочка от штанов, и жилковатый член. Ноги были покрыты набухшими варикозными венами.