Леонид Головня - Вкус «лимона»

– Батюшки! Это вы с ними связались! Снимайте одежду и туфли снимайте, сейчас все просушим. Аркаш! – крикнула в комнату. – У нас гости!

– Познакомься, мам, Лана, наш с Колей помощник, – пробубнил Макс и занервничал.

– Екатерина Семеновна, – представилась мать и забегала.

Выглянул и отец, опираясь подмышкой о щетку.

– Проходите! Лана. Какая красавица! – суетилась Екатерина Семеновна. Увидев мужа, усмехнулась: – Не хочет костыль, и все тут!

– Мне ходить некуда, – ответил тот и сразу исчез.

Мать унеслась в кухню, загремела посудой.

– Лана! – крикнула оттуда. – Муж побреется, пройдите в ванную, прогрейтесь. Оденете сухое, я принесу.

Лана подошла к дивану.

– Зачем ты?.. – тихо произнес Макс. – Я же просил…

– Проверяю, не умираешь ли тут. Чего отворачиваешься с недовольным носом?

– Готовься, родители сейчас заведут жалобы, какой я плохой. Они уже Колю завербовали на свою сторону. Хочется тебе слушать!

– Хочется. Про компаньона хочется все знать. Что ты должен сказать и не стал говорить по телефону?

– Потом. – Макс вздохнул, ворочаясь туда и обратно, но не находя удобного места.

Вышел отец в костюме с университетским ромбиком и белой рубашке. На костыль-щетку был натянут цветастый пакет.

– О! – воскликнул Макс. – Господа присяжные заседатели в форме и при регалиях.

– Аркадий Максимыч, – представился отец, не обращая внимания на сына.

– Лана, – протянула она руку.

– Как по-русски-то?

– Светлана, – сказала Лана смешавшись.

– Светочка, значит. Родители ваши здесь, с вами, или там остались?

– Ты дай человеку освоиться, потом допрашивай, – оборвала жена, тащившая с кухни поднос посуды. – Помоги мне на кухне.

– Есть у меня мама и брат, он в техникуме учится, – сказала Лана. – Приехала в Америку на заработки, чтобы им помочь.

– Лана, иди, доченька, в ванну. Продуть могло. Смотри, насквозь мокрая.

…Ночью Макс лежал на диване. Застолье с родителями окончилось, посуда унесена, и столешница протерта. Рядом, на столе, – ночной натюрморт для больного: пачка таблеток, чашка, греющийся чайник и ваза со смесью изюма с орешками. Макс механически выгребал орешки и нервно жевал, поглядывая на матовое стекло двери своей комнаты, за которым горел тусклый свет.

Лана, в свободном и коротком для нее голубом халате Екатерины Семеновны, легонько покачивалась в кресле у стола, рассматривая книги и разбросанные предметы. Она вздрогнула, когда взгляд ее уперся в собственное лицо в полумраке угла. Лана высвободила картинку из-под стекла полки, поднесла к свету. Фото Ланы смотрело на живую Лану разбойным глазом.

Макс нашарил в вазе последнюю изюмину, кинул в рот и с жадностью опустошил чашку с чаем. Свет за стеклом его комнаты погас. Он поднялся, подошел к двери, открыл и остановился.

– Что ты не хотел говорить по телефону? – услышал он тихий голос.

Макс вошел. Слабый свет уличного фонаря не доставал до угла с кроватью.

– Что? – повторила она из темноты. – Подойди сюда.

Макс подошел, опустился на кровать. Она сидела на одеяле, лицо ее оказалось рядом, обнаженная грудь коснулась его руки. Темнота скрыла красноту ее щек.

– К тебе не подойдешь никогда, – заговорила она тихо. – Почему всегда отворачиваешься?

– Лана, дорогая, я должен тебе сказать…

– Что ты хочешь сказать?

– Дело сделано, – с трудом начал он. – Деньги можно забрать. Еще месяц, и я рассыплю программу. Закончу как ни в чем не бывало. Надо регистрировать фирму и открывать счет.

– Здорово! – воскликнула она и откинула волосы. – Я готова. Какие сомнения?

– Я пойду до конца, для меня дороги назад нет. Давно об этом мечтал. Не остановлюсь. Если откроется, меня и всех, кто со мной, будут преследовать. Для тебя опасности сейчас нет, если формально выйдешь из дела. Только скажи, я нисколько не обижусь. Я найду, куда перевести деньги. Твоя половина – она твоя.

– О чем ты, Макс?

– Ты для меня слишком дорога, чтобы тобой рисковать. Ты можешь найти любого мужа, какого захочешь. Ты очень красива… Зачем тебе неудачник в тюрьме?

– Нет, Макс. Я с тобой. За кого ты меня принимаешь? Я зарегистрирую компанию на себя, и мы заберем деньги.

– Я не хочу тобой рисковать…

Она накрыла его губы своими. Макс обхватил ее спину и с невероятной силой прижал ее тело с себе. Губы двинулись к глазам, лбу, потом – к шее, плечам. Он и она опрокинулись на кровать.

– Ты меня задушишь, – прошептала Лана, тяжело дыша.

Макс ничего не слышал и двигался губами ниже, целовал ключицу. Целовал, как будто боялся пропустить хоть один сантиметр тела. Она попыталась изогнуться и ответить на поцелуи. Макс не позволил. Он коснулся ее груди, и губы защемили напряженную мякоть… То ли это было ее самое чувствительное место, то ли она перенапряглась и взорвалась от нежности, но Макс почувствовал дрожь ее тела и увидел, как дернулась маленькая складочка на животе, потом задрожали бедра и сомкнулись в конвульсии. Он оторвался от груди и уткнулся лицом туда, откуда появляется жизнь. Макс плакал. Слезы полились на слабеющие мышцы ее живота. Он почувствовал, что тело успокоилось. Поцеловав кусочек кожи, он поднял голову.