Леонид Головня - Вкус «лимона»

– Ну и бухгалтерию ты развел!

– Нет с собой больше. Хочешь, я ей потом занесу?

– Не надо! – сразу же отрезал Алабышев и скрыл всплеск ревности под участливым вопросом: – Рассказывай, в чем проблема?

Остановленный на полпути к вожделенной подруге, он не мог сосредоточиться. Клиент был сейчас некстати, Алабышев слушал его с нетерпением.

– Хочу на политическое убежище подать, – сказал Коля, протягивая паспорт. – Я с корабля бежал. В России бандиты преследуют. Едлин говорит, перебежчикам убежище сразу дают.

Алабышев мрачно рассматривал документ.

– Малина кончилась. Тухлое твое дело. Как тебя?.. – Он посмотрел в паспорт. – Николай. Россия и Америка – теперь дружественные страны. – Алабышев выдержал паузу, выкладывая из сумки на стол папки. Упускать деньги все-таки не хотелось, и он спросил: – Ты уверен, что преследуют бандиты?

– Не только уверен, я это испытал на собственной шкуре.

– Надо забыть. Надо говорить, что преследуют – власти. Тебя вызывали на допросы, били. Понял? Нужен хоть один протокол, хотя бы повестка в милицию. Доказательства какие ни на есть. И преследовали тебя… – Алабышев задумался, – за веру. За то, что ты – баптист, например!

– Какой я баптист! – встревожился Коля.

Алабышев молча посмотрел на голубую папку, взятую у Полины.

– Попробуем что-нибудь сделать! – многообещающе произнес он. – Работа будет стоить шесть тысяч.

– Долг ты включил? – уточнил Коля.

Алабышев понял, что сплоховал, но поднимать сумму не стал – она была и так завышена.

– Включил. Как принесешь половину денег, начнем оформлять. Но ничего гарантировать я не могу.

– Как – не можешь!? – почти вскрикнул Коля.

– Дорогой мой, я всего лишь готовлю документы. Решают в госдепартаменте.

Музыка исполнялась на пианино. Служитель в черном одеянии и сестры в белом хором выводили незнакомую мелодию. Коля с осознанием торжественности момента крутил головой, разглядывая незнакомую обстановку. Баптисты – народ скромный. Ничего особенного он не отметил. На него надели белый халат и указали место у края купели, большого квадратного чана.

Служитель поднял правую руку:

– Согласны ли вы креститься, сын мой?

Коля кивнул, хотел ответить, но поскользнулся в купель с головой. Вынырнул, виновато улыбаясь.

Певчие давились улыбками. Коля забегал глазами по сторонам. Поймал чей-то взгляд.

– Я с головой ухнул! – залепетал тихо.

– С головой – положено, – шепнули. – Ритуал ты не нарушил. Когда позовут, встанешь на колени.

Служитель прославил Христа, и две теплые руки легли на голову коленопреклоненного Коли. Слова проповеди, как музыка, погружали его в неведомый и значительный мир, из которого, помимо воли, выталкивала совершенно противная мысль: «У кого тут получать справку?» И он исподтишка оглядывался.

Дома, бросив на кровать брошюры, выданные баптистами, Коля настойчиво пытался докричаться до Родины.

– Сашок, ты меня слышишь?.. Не уходи, я еще раз наберу. Теперь слышишь?! – кричал он в трубку. – Как ты?

– Жуть, Колян, – заговорил далекий голос. – В Курске большой шмон идет. Я отмазался, а на тебя уголовное дело завели. Ребята прикрывают, как могут. Надо ждать. Боюсь, что деньги потребуется малость разорить… Ты как?! Устроился?! – орал Сашок.

– Не так все просто. Надо несколько месяцев ждать, прежде чем что-то решат. Пригласить тебя пока не могу.

– Знаешь, ты не терзай себя сильно. Мы с Лизкой пожениться решили. Свое хозяйство образовалось. Я уж думаю, надо ли мне…

– Как? Ты передумал, что ли?! – Коля вскочил со стула, разволновавшись.

– Не то чтоб передумал, но Лизавету я не оставлю. Соображаем, как и что… – Голос Сашки стал исчезать в шуме эфира.

– Смотри, подумай! Подумай, пока время есть. Здесь миллион возможностей… – неуверенно добавил он в молчащую трубку и совсем расстроился.

Коля заходил по комнате, остановился у окна. Вспомнил их последнюю встречу. Довольный Сашок улыбался во весь рот, сверкая золотым зубом, и прижимал за талию Лизку и… удалялся, уплывал в уличные сумерки за окном.

В верхотуре, на фоне неба, как островки неведомой жизни, горели редкие рекламы. Грохотал поезд подвесной железной дороги. Над домами сверкнули беззвучные россыпи пятничного фейерверка. Чернота, наступившая за вспышкой, усугубила чувство тревоги и одиночества.

В пандан Колиным мыслям телевизор демонстрировал историю китайского нелегала, работающего на громадной кухне ресторана. На экране шла облава, и парень стремительно бежал в подвал и прятался там в грязный чан из-под овощей.