— Какая странная вещь эти летние сумерки, — сказала Морган. В комнате начинало уже темнеть. — Свет необыкновенно насыщен, но не подчеркивает, а смягчает формы. Ваш сад выглядит нереально. На глади бассейна причудливый синеватый блеск. Освещение будто специально для призраков. Кажется, что вот-вот… и все выглядит так, словно вдруг… Знаешь, Руперт, по-моему, Таллис нередко видел что-то такое, о чем он предпочитал молчать. Иногда это пугало.
— Но ведь, насколько я знаю, Таллис не слишком прикладывался к бутылке?
— Нет-нет, дело было совсем в другом. Кажется, будто от ваших роз идет какое-то свечение. А воздух становится все плотнее, и можно уже вдыхать темноту. О Руперт, Руперт, Руперт…
— Я понимаю, дорогая. И так хотел бы тебе помочь. Но, к сожалению, сегодня, в этом разговоре, я чурбан. Давай зажжем свет!
— Нет, никакого света. Ведь звучит голос моей вины. Скажи, что мне делать, Руперт? Необходимо покаяться, понести какое-то наказание? Как поступить, чтобы пропало ощущение себя обрывком грязной, скомканной газеты?
— Ты действительно хочешь обсуждать это, Морган?
— Не просто хочу — испытываю потребность. Мне нужна твоя помощь, Руперт. Она мне необходима.
— Я прав, полагая, что с Джулиусом покончено?
— Для краткости можно сказать, что да.
— Чувствуешь ли ты к Таллису что-то, похожее на любовь?
— Наверно, да. Мысли о нем неотвязно преследуют.
— А прежде ты его любила?
— Испытывала безмерную и роковую нежность. Он был таким удивительно трогательным… пока не начал раздражать.
— Допустим, кто-нибудь спросит: почему не попробовать вернуться к Таллису?
— Твоя манера говорить «допустим, кто-нибудь спросит А», вместо того чтобы просто назвать это А, умиляет. Думаю, она связана с философским образованием. Не знаю, Руперт. Возможно, я хочу просто избавиться от Таллиса, спастись. Господи! Если бы это действительно было так просто.
— Допустим, кто-нибудь… Ладно, пусть напрямую: как ты относишься к разводу?
— Ты прав, пытаясь воздействовать шоком.
— И все-таки: как ты к нему относишься?
— Все связанное с разводом уродливо, разрушительно и ужасно.
— Попробуй мыслить логично, Морган. Если ты правда хочешь избавиться от Таллиса — в чем я вообще-то не уверен, — надо быть честной и по отношению к нему. Не только твоя, но и его жизнь уходит. И в этой неопределенной ситуации он удивительно терпелив.
— Да, я хочу, хочу быть и честной, и справедливой. Но каким образом, Руперт, как?
— В конце концов, с помощью любви, моя хорошая. Любовь — потаенное имя всех добродетелей.
— Звучит очень красиво. Ты пишешь об этом в книге? Но как превратить оковы в любовь? Я больше не могу видеть Таллиса. Он камень у меня на шее. Боюсь, что любовь — в твоем понимании — для меня непосильна. Поставь другую цель. Что я могу попробовать такого, с чем, возможно, справлюсь?
— Спокойствие. Спокойствие ума — вещь очень важная. Расслабься и позволь себе уйти на глубину. Нырни в глубины духа и раствори в них свое строптивое эго.
— Руперт, ты восхитителен. Я мечтаю прочесть твою книгу. Но как обрести спокойствие, если я живу с мыслью о предстоящем свидании с Таллисом?
— Повидайся с ним, и это окажется позади.
— Ой, нет, не сейчас, еще не сейчас. Руперт…
— Да, детка?
— Я хамски поступила с Таллисом. Я говорю не об уходе к Джулиусу — это был слом всей жизни, но не хамство, дело в другом: я взяла его деньги.
— Как так?
— У нас был общий счет в банке. Это, конечно, полная глупость. Моих денег на нем лежало гораздо больше. Решив остаться в Америке, я взяла все.
— И сколько ты должна Таллису?
— Около четырехсот фунтов.
— Верни их.
— Не из чего, Руперт. В Диббинсе я скопила приличную сумму, но, болтаясь без дела на Западном побережье, потом в Вермонте, истратила ее полностью. Ведь нужно было еще заплатить за… самые разные вещи… и…
— Я одолжу тебе эту сумму.
— Руперт, я вела вовсе не к этому…
— Послушай, Морган. Прошу тебя, не беспокойся о деньгах. То есть бери у меня в долг не задумываясь. Я вполне обеспечен. И я тебе все равно что брат.
— Ты мой ангел-хранитель. Господи, как мне тошно…
— Если ты хочешь рассуждать здраво, необходимо, прежде всего, отдать долг. Денежные проблемы неминуемо приводят к каше в голове.
— Ты прав. В Америке меня все это не заботило. А теперь, после возвращения, угнетает все больше и больше. Но все-таки…
— Не глупи, Морган. Я прямо сейчас выпишу тебе чек. Может быть, нужна большая сумма? Я с легкостью одолжу ее.
Читать дальше