Ясуси Иноуэ - Три новеллы

Оказывается, за два-три дня перед боем быков надо кормить рисом и ячменем, а в день поединка скармливать им сырые яйца и поить сакэ. Если учесть, что быков двадцать два, получается целая гора продуктов. Тасиро сказал, что все его попытки достать корм в префектурах Эхимэ и Хёго, а также в осакской префектуре ни к чему не привели. Поэтому придется идти на поклон к Окабэ — другого выхода нет.

— А у Окабэ есть рис и ячмень, сакэ и яйца в избытке — по крайней мере, его запасов хватит, чтобы два-три дня кормить двадцать, а то и тридцать быков.

Разъясняя ситуацию, Тасиро продолжал следить за погрузкой и время от времени давал отрывистые указания грузчикам. Цугами показалось, будто его незаметно оплетают невидимые глазу, но прочные нити, и он с тревогой подумал, что ему уже не выпутаться из этих тенет, а этот наглец Тасиро отныне заставит его во всем плясать под свою дудку. Но вопрос с кормом для быков требовалось решить немедленно, и он сказал:

— Хорошо, я сам переговорю с Окабэ.

Цугами отошел от грузовика и направился туда, где собрались погонщики и хозяева быков. Между ними уже шныряли прибывшие из редакции репортеры, болтали с погонщиками, щелкали фотоаппаратами. В семь часов началась подготовка к шествию. Когда на спины быков накинули яркие попоны, появился куда-то исчезавший Тасиро. Он уже успел сменить брюки на спортивные бриджи, вместо длинного кожаного пальто на нем была куртка, на голове — охотничья шапка с козырьком. В его обязанность входило следить за порядком колонны с замыкавшего ее грузовика.

К Цугами подскочил фоторепортер и попросил на час ускорить начало шествия, иначе фотографии не успеют попасть в газету. Цугами обещал переговорить с Тасиро. Колонна действительно выступила несколько раньше. Это было красочное зрелище. Перед каждым быком несли флаг с его именем, затем шествовал сам бык, по обе стороны которого шагали погонщики, потом, с интервалом в два метра, — следующий флаг, бык, погонщики… Колонна растянулась на добрую сотню метров. Ее замыкал грузовик, набитый владельцами быков и репортерами. Над грузовиком развевался флаг «Новой осакской вечерней газеты».

Как только грузовик тронулся, с него ловко соскочил Тасиро, подбежал к Цугами и с улыбочкой, как бы между прочим шепнул:

— Приготовьте завтра к двум часам сто тысяч иен. Хоть мы и договорились уплатить погонщикам после боя быков, эти мерзавцы потребовали деньги вперед. Прошу прощения за лишние хлопоты, но вы уж постарайтесь.

Цугами сразу приуныл, но сказать о том, что у газеты не осталось таких денег, не решился. Он медлил с ответом, а Тасиро сделал вид, будто не заметил его замешательства.

— Вроде бы это все, что я хотел вам сообщить, — задумчиво произнес он, потом помахал рукой на прощанье и, резко наклонив вперед свое плотное тело, помчался догонять грузовик. Концы его вылезшего из-под куртки кашне развевались на ветру.

Цугами в одиночестве вернулся в Осаку и пошел в редакцию. На лестнице он столкнулся с дежурным, который, сообщив, что в приемной его уже более двух часов дожидается посетитель, протянул визитную карточку. На ней стояло: президент фармацевтической компании «Тоё сэйяку» Китиносукэ Миура. Тот самый Миура — новый человек в промышленных кругах Осаки и преуспевающий делец. Рекламу его таблеток «Свежесть» в последнее время можно увидеть повсюду — в газетах и журналах, в электричках, автобусах и просто на улице.

Миура сидел на стуле, склонившись над «Таймом» или каким-то другим иностранным журналом, и что-то отчеркивал в нем красным карандашом. Заметив Цугами, он встал и, ослепительно улыбнувшись полным зубов ртом, представился:

— Я Миура.

На вид ему можно было дать лет тридцать. Длинные волосы, бордовый галстук, небрежно завязанный крупным узлом, делали его похожим на преуспевающего помощника режиссера. Поспешность, с какой он поднялся со стула, создавала впечатление готовности энергично вступить в поединок с противником.

— Позвольте обратиться к вам с предложением. Не согласитесь ли вы продать мне все билеты на бой быков с двадцатипроцентной скидкой?

Миура без всяких предисловий приступил к делу, даже не удосужившись снова присесть. Цугами в первый момент растерялся — он никак не мог понять: что замышляет этот словно с неба свалившийся субъект? Чтобы выиграть время, он предложил Миуре присесть, окинул его взглядом: белоснежный воротничок сорочки, начищенные до блеска ботинки — одежда этого молодого франта по нынешним временам свидетельствовала о солидном доходе и откровенном желании его продемонстрировать. Потом Цугами остановил взгляд на его лице, на котором особенно выделялись глаза — тревожные и жаждущие. Лицо говорило о воспитанности, откровенности и отваге. В глазах же отражался не только молодой задор, но настойчивость и даже упрямство в достижении цели.