Анатолий Кузнецов: Продолжение легенды

Витька стал называть Сашку «патриот без штанов»; тот отвечал более зло: «крыса без родины».

А после того как Витька очень нехорошо, цинично отозвался о Юне и Саша разбил о его голову драгоценную телевизорную линзу, они открыто возненавидели друг друга и при встречах только тем и занимались, что кололи один другого едкими насмешками.

Мы с Витькой увлеклись коллекционированием старых монет — Саша к нам не примкнул. У него завелись новые друзья, из заводских ребят. Саша и меня не звал к себе. Может, потому, что перед экзаменами вообще некогда было заниматься посторонними делами.

Мы с Витькой целые дни проводили в его «кабинете», гоняли друг друга по физике и химии. Однажды решили отдохнуть, пошли в шашлычную, как вполне взрослые люди, и Витька научил меня делать «ершик» из пива, вина и водки; и мы вообразили, что пьем коктейль. Мы опьянели так, что нас с позором вывели; потом мы долго искали Юнкин дом, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение; прошли мимо несколько раз, но, к счастью, не нашли, а зато очутились каким-то образом в Витькином «кабинете», где и проспали на ковре до утра. Дома мать встретила меня слезами, она уже звонила в милицию…

…Нет, все это прошлое. И нечего перебирать. С Сашкой наши пути окончательно разошлись; я даже не знаю, собирается ли он куда-нибудь поступать. Витька перебрался за город, готовится к экзаменам; я уехал, не повидавшись с ним. В день отъезда получил от него письмо, которое я перечитываю, лежа на третьей полке поезда Москва-Владивосток, — вот и все, что осталось у меня от прошлого.

Милый Толька!

Не представляешь ты себе, как мне тут невесело. Синусы не лезут в голову. Вокруг — стильные ребята, девчонки в штанах гоняют по улице на велосипедах, играют в волейбол, танцуют по вечерам под магнитофон — словом, развлекаются напропалую. Среди них я один, как идиот, сижу и зубрю котангенсы, вызывая насмешки.

Кому это надо? Почему моя судьба зависит от этих проклятых котангенсов, которые я предпочел бы век не видеть и не знать — и прожил бы без них хорошо? Всему виной наше увлечение радио — папахен вообразил, что это мое призвание, и усиленно толкает меня в Политехнический, на радиофак. Но, честно говоря, я сам не знаю, чего я хочу и в чем мое призвание. Ладно. Папахен настаивает на Политехническом — иду. Если бы он настаивал на Архитектурном — тоже пошел бы… Скверная история.

Но, послушай, ведь ты тоже неправ, начисто отказываясь от борьбы. Это же паника! Это еще хуже, чем мое «не знаю, чего хочу». Ну и что же? У меня тоже три тройки в аттестате и куда меньше пятерок — что это решает?

Твоя (прости) трусливая затея бежать куда глаза глядят меня не привлекает. Я много думал над этим. Пришел к выводу, что сдаваться нельзя. Слушай, Толька, давай лучше вместе поступать в Политехнический! Ты ведь тоже увлекался приемниками. Вдвоем веселее — смотришь, еще и вытянем там друг друга, шпаргаленции заготовим, то да се. Надо бороться! Надо верить!

Понимаешь, в жизни выживают только наиболее приспособленные. Да, надо смело идти напролом! Но если не получается напролом — перестраиваться, приспосабливаться, но идти любой ценой. Слышишь, любой ценой! Это единственное, что я знаю и во что я верю по-настоящему.

Толик, ни с кем я так не откровенен, как с тобой. Был еще Сашка, но то — дело прошлое. И мне сейчас особенно не хватает твоих вопросов, твоих тревожных метаний.

Не с кем и поговорить. Наш дачный поселок состоит из такой, скажу тебе, обывательщины — как на подбор! Наверно, он составлялся по принципу «рыбак рыбака видит издалека». На кого ни посмотри — самодовольные рожи, собственники, циники. И дети их такие же.

Хозяин роскошной дачи справа — заведующий какой-то закусочной «точкой». Еще более роскошная, дикая и безвкусная дача слева принадлежит заведующему отделом снабжения какого-то треста. А на краю поселка — смех! — новенькая дачка, построенная — кем бы, ты думал? Нищим, что ходил по электричкам со слепой женой: «Граждане, перед вами два инвалида. Во время войны я… и т. д. Подайте на пропитание». Это не с тобой мы ехали как-то и подали ему «на пропитание»?

Толик, приезжай ко мне. Поговорим, подумаем, будем готовиться к экзаменам. Расскажешь мне, как поживает Юнка. Приезжай!

Крепко жму твою лапу. Жду!

Но Сибири почему-то нет. Все те же пейзажи за окнами: поля, леса, перелески, речки и снова поля. Мы перевалили Урал и не заметили, что был Урал. Никаких гор, никаких грозных скал, просто холмистая местность. Недалеко от реки Чусовой, у одной из станций, мелькнул простой полосатый столб — и это была граница между Европой и Азией.