Ган Хан - Вегетарианка

Неиссякаемая материнская любовь обескуражила меня.

– Здесь есть микроволновка? Схожу к медсестре, узнаю.

Теща достала из сумки пакетик с настойкой и вышла. Чувствуя, как раздражение, которое с трудом улеглось благодаря свояченице, снова поднимается во мне, я скомкал галстук.

Не прошло много времени, как проснулась жена. Хорошо, что это произошло в присутствии тещи, а не тогда, когда я был один. Только теперь я понял, как мне повезло, что она явилась сюда.

Жена сначала встретилась глазами с матерью, а не со мной, сидящим у ее ног. Теща как раз входила в палату и вдруг радостно улыбнулась; что выражало лицо жены, понять было трудно. От того, что она проспала весь день, она казалась довольно спокойной, и то ли благодаря капельнице, то ли просто лицо посветлело, но выглядела она лучше, чем вчера.

Держа дымящуюся настойку в бумажном стакане, теща подошла к жене и схватила за руку.

– Доченька моя…

Ее глаза наполнились слезами.

– Выпей это. Ведь ни кровинки в твоем лице.

Жена послушно взяла стаканчик.

– Это китайское лекарство. Приготовила для тебя, чтоб ты поправилась скорее. Помнишь, давно, еще до замужества, ты пила такой эликсир для укрепления здоровья?

Жена понюхала содержимое стакана и помотала головой:

– Но это не китайское лекарство.

Равнодушно и печально, глядя какими-то жалостливыми глазами, она вытянула руку, возвращая матери стакан.

– Это китайское лекарство, правда. Ну, давай, зажми нос и выпей.

– Не буду.

– Выпей, прошу тебя. Это мое заветное желание. Ведь даже желание умершего человека нужно выполнять, не так ли? А тут мать просит.

Теща поднесла стакан к губам дочери.

– Это на самом деле китайское лекарство?

– Да, говорю же тебе.

Поколебавшись, жена зажала нос и глотнула черную жидкость.

– Пей, пей, еще! – воскликнула обрадованная теща. Ее глаза заблестели из-под морщинистых век.

– Хватит, допью позже.

Жена снова легла.

– Хочешь съесть что-нибудь? Принести сладкое, заесть лекарство?

– Не надо.

Однако теща не успокоилась, спросила меня, где находится магазин, и тут же выбежала из палаты. Жена откинула одеяло, поднялась.

– Ты куда?

– В туалет.

Я взял прозрачный мешочек с раствором для капельницы и последовал за ней. Жена как-то прицепила его в кабинке и закрыла дверь. Там она вместе со стоном извергла из нутра все то, что выпила.

Пошатываясь, она вышла из кабинки. От нее противно пахло желудочным соком и прокисшей едой. Я не подал ей мешочек с раствором, и ей пришлось взять его левой рукой, перевязанной бинтом, и от того, что она не могла поднять его достаточно высоко, раствор потихоньку потек в обратном направлении. Жена медленно заковыляла в палату и там подняла с пола оставленную тещей сумку с пакетиками настойки из мяса черной козы. Она взяла ее правой рукой, в которой была игла от капельницы, но не придала этому никакого значения. С этой сумкой она вышла в коридор, и мне совершенно не хотелось знать, что она задумала.

Вскоре в палату ворвалась теща, заставив старшеклассницу и ее мать нахмурить брови от шума открываемой двери. В одной руке она держала пакет с печеньем, в другой – сумку с черными подтеками, с первого взгляда на которую можно было понять, что за жидкость там находится.

– Чон собан, почему вы не помешали ей? Разве вы не видели, что она собирается сделать?

Мне захотелось оставить их и уйти домой.

– …Да ты хоть знаешь цену этому лекарству? Подумать только – взять и выбросить! Эти деньги отец с матерью заработали потом и кровью. И после этого ты хочешь называться моей дочерью?

Я видел прозрачный мешочек с раствором для капельницы, куда лилась красная кровь жены, стоящей согнувшись в проеме двери.

– Ты только посмотри на себя. Не будешь есть мясо, тогда съедят тебя. Взгляни в зеркало, говорю тебе, и увидишь, что с тобой сталось.

Пронзительный голос тещи стал тише, в нем послышались рыдания.

Жена равнодушно легла в кровать, словно перед ней плакала чужая женщина и поэтому ей до нее не было дела. Натянув одеяло до самого подбородка, она закрыла глаза. И только после этого я взял мешочек с раствором, наполовину окрашенным кровью в алый цвет, и подвесил на штатив для капельницы.

Не знаю, почему плачет эта женщина. Не знаю, почему она вглядывается в мое лицо, словно хочет проглотить меня. И почему дрожащими руками гладит повязку на моем запястье, тоже не знаю.

Рана на запястье не болит. Вообще не беспокоит. Что болит, так это душа. Что-то застряло под ложечкой. Не знаю, что именно. Всегда стоит в этом месте. Уже и бюстгальтер не ношу, а этот ком чувствую. Как бы глубоко ни дышала, на душе легче не становится.