Дидье Ковелер - Явление

– При всем моем уважении к вам, дитя мое, я думаю, он принял вас за жрицу любви.

И тут он разражается гомерическим хохотом, следом за чем дает мне дружеский подзатыльник и впихивает обратно в лифт.

Пока мы идем до микроавтобуса, я стараюсь из чувства собственного достоинства и в знак признательности вторить его веселью, потом на меня накатывает глубокое разочарование. Я ощущаю себя как никогда задетой… Вовсе не тем, что меня приняли за девушку по вызову, это скорее польстило мне, а тем, что из ничего раздула целую историю, что ни минуты не усомнилась в том, что мой приезд в Мексику угрожает высшим интересам нации. Гораздо приятнее тешить свое самолюбие иллюзией собственной значимости и полагать, что именно твоя компетентность ставит под угрозу твою жизнь. Ненавижу оказываться в подобных ситуациях, попадаться на такой избитый прием в стране мачо. Особенно когда очевидец потешается надо мной с сочувствием и снисходительностью, полагая, что оскорблена моя целомудренность, тогда как я лишь обманулась, поверив в несуществующую опасность. Я ощущала себя потенциальной мишенью, а была лишь легкой добычей.

– Пять минут на подготовку, – бросает он со ступеней гостиницы, – и прямиком на банкет в мэрию! Желательно вечернее платье, если имеется.

Учитывая мое состояние, я отвечаю: посмотрим, что оставили мне грабители. Еле сдерживаясь, чтобы не лопнуть со смеху, он советует мне хорошенько осмотреть весь номер: возможно, «они» установили подслушивающие устройства. Я изображаю вымученную улыбку раскаяния и прохожу по внушающему мне отвращение холлу, в ковролиновой зоне которого уже толкутся мои коллеги. Астрофизик облачен в кожаные брюки и вышитую рубашку, историчка, как сарделька, втиснута в белый костюм, немец выбрал льняной китель с кожаным поясом в баварском колониальном стиле. Кевин Уильямс в смокинге. Он вопрошает меня взглядом. Я милой улыбкой отвечаю, что все в порядке, и спинным мозгом чувствую, как он сверлит меня взглядом, пока я спешу к одному из лифтов с ажурными решетками.

Опершийся на решетку лифта бывший фронтовик в лифтерской униформе качает головой, указывает на грузовой подъемник в конце ремонтируемого коридора. Похоже, честь воспользоваться кабиной люкс выпадает только в день приезда в гостиницу. Или же лифт работает по определенному графику. Или же старик объявил забастовку. Спотыкаясь о кучи строительного мусора, я пробираюсь к стальной двери. С ума сойти, как быстро человек здесь покоряется судьбе. У тебя идет кровь из носа, разлаживается работа кишечника, полицейские вымогают деньги, водители давят насмерть, ученые официально признают существование чудес, ничто не поддается рациональному объяснению, а за возмещением морального и материального ущерба – просьба обращаться к Хуану Диего.

Прежде чем дверь грузоподъемника полностью закрывается, я замечаю Кевина, который, увидев, что я смотрю на него, тотчас отворачивается. Он мне нравится, хотя я вовсе не уверена, что меня к нему влечет. Пожалуй, я нахожу его трогательным. Я до такой степени отвыкла от мужчин, взяв в привычку смотреть лишь на одного из них, да и то оглядываясь назад… Что изменилось в моей жизни с тех пор, как я обрела статус «свободной женщины»? Однажды я согласилась поужинать со своим пневматологом. Вторично попытала счастья, проведя выходной со стоматологом. И даже совершила горное восхождение со встреченным в спортивном клубе адвокатом. Я отказываюсь верить, что все мужчины, за исключением Франка Манневиля, ничем не отличаются друг от друга, что они хотят только одного, и вовсе не любви, что любое новшество возбуждает их, но только постоянство приносит истинное наслаждение, что их ребячества – отнюдь не черта характера, а всего-навсего каприз инфантильных взрослых. Я тщетно борюсь с подобными предубеждениями: мой личный опыт каждый раз подтверждает, как глубоко я заблуждаюсь, будучи столь терпима по отношению к противоположному полу.

Итак, ошибка чиновника из института культуры оставила у меня не такой уж неприятный осадок смутного возбуждения. Когда я в последний раз играла? Играла в женщину, желающую нравиться, быть соблазненной… Вряд ли виной пробуждению моей чувственности стал влажный жаркий воздух Мехико, скорее это парящее марево допускаемого сверхъестественного, этот всеобщий настрой относиться к Божьей благодати как к данности дает мне жажду флиртовать, желание сблизиться, ощутить чью-то руку в моей руке и тяжесть чьего-то тела…