Джонатан Фоер: Вот я

Джейкоб настоял — на встречу с равом Зингером Джулия должна была приехать на своей машине, чтобы потом уехать одной и все-таки как-то использовать выходной. Через школу к стоянке шли в суровом молчании. Сэм никогда не слышал о правиле Миранды, но интуитивно чувствовал: что-то такое есть. Это, впрочем, не имело значения — родители не хотели обсуждать дело при нем, не обсудив сначала за его спиной. Так что они оставили Сэма у ворот, среди усатых подростков, игравших в "Ю-ги-о!", и направились к своим машинам.

— Хочешь, чтобы я куда-нибудь заехал? — спросил Джейкоб.

— Когда?

— Сейчас.

— Тебе надо успеть домой позавтракать с родителями.

— Пытаюсь снять часть ноши с твоих плеч.

— Хлеб для сэндвичей может пригодиться.

— Какой-то конкретно?

— Конкретно тот, какой мы все время берем.

— Что?

— Что "что"?

— Тебя что-то беспокоит?

— А тебя нет?

Не нашла ли она телефон?

— Нам не надо поговорить о том, что сейчас там было?

Она не нашла телефона.

— Конечно, надо, — сказал он, — но не тут, на стоянке, пока Сэм дожидается нас на крыльце, а родители ждут дома.

— Так когда?

— Вечером?

— Вечером? С вопросительным? Или вечером .

— Вечером .

— Обещаешь?

— Джулия.

— И не давай ему засесть в комнате с планшетом. Пусть знает, что мы в расстройстве.

— Он знает.

— Да, но я хочу, чтобы он знал, даже когда меня нет.

— Он будет знать .

— Обещаешь? — Она спросила, на этот раз скорее обронив вопрос, а не беззаботно возвысив.

— Провалиться мне, не сходя с места.

Она могла бы сказать больше — привести примеры из недавнего прошлого или объяснить, почему ее заботит не наказание, а укрепление их недавно кальцинировавшихся и совершенно не так, как надо, распределенных родительских ролей, — но в итоге предпочла нежно, но крепко взять Джейкоба за локоть.

— До вечера.

Раньше прикосновения всегда спасали их. Какова бы ни была злость или обида, какова бы ни была глубина отчуждения, прикосновение, даже легкое или мимолетное, напоминало им об их долгой общности. Ладонь на шее — все нахлынуло снова. Положить голову на плечо — закипают гормоны, память любви. Временами преодолеть расстояние, протянуть руку было почти невозможно. Временами это было невозможно. Оба знали это чувство слишком хорошо, в тишине темной комнаты, глядя в один и тот же потолок: "Если б я мог разжать пальцы, то и пальцы моего сердца могли бы разжаться. Но я не могу. Я хочу дотянуться до тебя и хочу, чтобы ты дотянулась до меня. Но не могу".

— Извини, что испортил утро, — сказал Джейкоб. — Я хотел, чтобы ты отдыхала целый день.

— Не ты же написал эти слова.

— И не Сэм.

— Джейкоб…

— Что?

— Так не может быть, и так не будет, чтобы один из нас ему верил, а другой нет.

— Так верь ему.

— Ясно, что это он.

— Все равно верь. Мы его родители.

— Именно. И нам нужно его научить, что действия имеют последствия.

— Верить ему — это важнее, — сказал Джейкоб, и выходило, что разговор слишком быстро переключился на его собственные тревоги. Чего ради он решил упираться?

— Нет, — возразила Джулия, — важнее его любить. И пройдя через наказание, он будет знать, что наша любовь, которая заставляет нас время от времени причинять ему боль, и есть самое важное.

Джейкоб открыл перед Джулией дверцу ее машины со словами:

— Продолжение следует.

— Да, следует. Но мне надо услышать от тебя сейчас, что мы на одной странице.

— Что я ему не верю?

— Нет, что независимо от этого ты поможешь мне дать ему понять: он нас расстроил и должен извиниться.

Джейкоба это бесило. Он злился на Джулию за то, что она заставляла его предать Сэма, злился на себя за то, что сдался. Если оставалась еще какая-то злоба, то это уже на Сэма.

— Угу, — согласился Джейкоб.

— Да?

— Да.

— Спасибо, — сказала она, забираясь в машину. — Продолжим вечером.

— Угу, — подытожил Джейкоб, захлопывая дверцу, — и можешь не тропиться, времени у тебя сколько хочешь.

— А если сколько хочу не поместится в один день?

— А у меня вечером это совещание в Эйч-Би-Оу.

— Какое совещание?

— Но не раньше семи. Я говорил тебе. Но ты все равно, наверное, еще не вернешься.

— Как знать.

— Неудачно, что оно в выходной, но это всего на часок-другой.

— Вот и хорошо.

Он пожал ее локоть и сказал:

— Возьми все, что осталось.

— От чего?

— От дня.

Домой ехали в молчании, если не считать "Национального общественного радио", чье проникновение повсюду превращает его в разновидность тишины. Джейкоб взглянул через зеркало на Сэма.