Александр Проханов - Выбор оружия

Раздавались голоса, среди которых Белосельцев узнал Маквиллена. Язык, на котором они изъяснялись, был незнаком, напоминал ломаное европейское наречие, замурованное в толщу иного языка. «Африканер». Белосельцев старался выловить смысл из непонятных, сытых и сочных звуков чужой речи.

– Засада!.. – жарко зашептали разбитые, в кровавых пузыриках, губы шофера. – Подразделение батальона «Буффало»!.. Маквиллен подставил!.. – Белосельцев, приходя в себя, вспомнил, как минуту назад шофер стрелял в нападавших. Он не был шофером из бюро путешествий, был приставлен Аурелио. Сам же Аурелио, обещавший прикрытие, не поспел на этот пустынный километр шоссе. – Или здесь расстреляют, или уведут в ЮАР, – продолжал говорить шофер. Пыльный тяжелый башмак отделился от обочины и с силой опустился на ухо шофера, вдавил голову в землю, отчего глаза его в муке выпучились, а из губ густо хлынула кровь.

Белосельцев вспомнил, что за поясом у него пистолет. Шевельнул бедром, почувствовал у живота твердую выпуклость.

Можно стремительно перекатиться на спину, в кувырке извлекая оружие. Вскочить на колено, передернуть затвор и, ведя руку веером, расстрелять обойму в черные глазастые маски, пока автоматная очередь не погасит зрелище солнечных зарослей, бегущих пятнистых фигур, синего, убегающего в бесконечность шоссе.

Можно остаться лежать, дожидаясь, когда тебя свяжут. Пинками, толчками погонят в заросли, на далекий проселок, где притаился заваленный ветками джип. Увезут в расположение воинской части, в отделение контрразведки, где спецы с кулаками снимут первые полевые допросы. Годы тюрьмы, в каменном мешке, без писем, без связей с родными и близкими, пока, иссохшего, потерявшего память, его не обменяют на другого разведчика, чье имя останется для него неизвестным. Проигравший, он вернется домой с черного хода, чтобы чахнуть остаток дней, стараясь понять, что случилось, почему, рожденный для подвига, для великого деяния и чуда, столь бездарно промотал свою жизнь.

Сквозь боль, унижение, глухую ломоту в затылке он вдруг испытал жаркую слепящую ненависть к тому, кто его обыграл. Оказался умней и счастливей. Обольстил речами. Обволок сладкой патокой разглагольствований. Выманил из Москвы. Умно и точно провез по африканской дороге. Привел в западню. Как бабочку, поймал в сачок. И теперь надо ждать, когда осторожные, чуткие пальцы нащупают его в кисее, оборвут жизнь.

Маквиллен – вот кто был его целью. В него, единственного, он направит свой выстрел. Унесет с собой жизнь врага.

Белосельцев, лицом в песок, вслушивался, стараясь по голосу определить местонахождение Маквиллена. Чтобы, выигрывая секунды, перекатиться на спину и с земли, вытягивая пистолет, выстрелить в ненавистное лицо, в голубые, под белесыми бровями глаза. Маквиллен что-то настойчиво выговаривал невидимому собеседнику, Белосельцев начал сжимать мускулы спины, живота, напрягал плечевую мышцу, готовясь к кувырку.

Далеко, на шоссе, и выше, в пустоте неба, раздался стрекот мотора. Будто подлетал вертолет. Оттуда, где стрекотало, понеслись твердые долбящие стуки. Вслед этим стукам режущие, секущие трески прочертили кустарник, будто сквозь ветки ломился сильный и быстрый зверь.

Бутсы у глаз исчезли. Белосельцев приподнял лицо. На далеком, сбегавшем с горы шоссе приближались машины – лакированный, блестевший на солнце джип и маленький грузовик с открытой платформой. Оттуда, с платформы, бесцветно и блекло пульсировало пламя. Снаряды скорострельной зенитки врывались в кустарник, срезая ветки, впивались в обочину, подымая фонтаны песка, чертили асфальт, выхватывая из него вязкие шматки гудрона.

Машины увеличивались. Были видны спаренные, дрожащие от выстрелов стволы зенитки, белое клочковатое пламя. Люди в масках минуту колебались, топтались у края дороги. По окрику командира кинулись разом с дороги, погружаясь в кустарник, исчезая среди вялых листьев, в путанице ветвей.

– Виктор, оружие!.. – Маквиллен подбежал к Белосельцеву, сунул ему руку под куртку, вырвал из-за ремня пистолет. – Бандиты!.. Скоты!.. – Передернув затвор, стал стрелять в убегавших, в шевелящиеся кусты, в длинные вислые листья, которые осыпались от пуль.

Подкатил джип с зениткой. Из машины выскочили солдаты, среди них Аурелио и Кадашкин. Аурелио поднимал с земли шофера, жадно, огорченно осматривал его разбитое лицо. Отряхивал пыль с его малинового мундира. Нашел на земле и надел ему на голову яркий картуз.