Александр Проханов - Выбор оружия

Хотелось пить. Хотелось размочить жесткую коросту на губах. Хотелось холодного ветра, чтобы прорвал завесу пыли, развеял зловоние немытых человеческих тел. Хотелось тени, сумрака, чтобы погасло фиолетовое, обжигающее зрачки свечение на близком стволе миномета. Белосельцев шагал, стараясь не отстать, не создать в колонне затора, он, белый, москвич, среди черных длинноногих солдат, окружавших его своим колыханием, увлекавших по африканской саванне к рубежу атаки. Он старался одолеть усталость, старался представить, что в эту минуту делают на другой половине Земли его друзья и знакомые. Могут ли вообразить его под палящим африканским солнцем в недрах воюющего континента. Мог ли он сам в своей юности вообразить, что такое возможно.

Они перевалили холмы, оставив за спиной белесое пепелище с волнистой бороздой на песке – след от прошедшей колонны. С вершины увидели редкий лесной массив с прогалами, похожий на плешивую шкуру. Из этого грязно-зеленого войлока, из чахнущих от безводья деревьев донеслись два гулких металлических выстрела, должно быть, из базуки, и длинное эхо потянулось размытой металлической полосой. Звуки выстрелов изменили царящее в колонне настроение. Не взбодрили людей, а растревожили их и вспугнули. Солдаты тревожно вглядывались, остановившись, топтались на вершине. Офицеры хриплыми от жажды голосами понукали солдат, гнали их в долину. Людская масса без строя, валом стала сползать вниз. Белосельцев чувствовал, как набивается в башмаки горячий песок и натертым стопам невыносимо горячо. Но не было возможности остановиться, вытряхнуть песок. Сзади напирали, давили молодые, бурно дышащие тела, теснили мешками, оружием.

Спустились в ложбину навстречу нечастой стрельбе. Здесь был натянут тент, стояла короткоствольная пушечка с помятым щитком. Под тентом сидели офицеры. Под кустом, накрытая ветками, круглилась большая бочка. Офицеры поднимались навстречу колонне, радовались ее появлению. Солдаты повалили к бочке, расшвыривали ветки, гремели металлом, черпали воду. Те, кто ждал своей очереди, нетерпеливо, раздраженно топтались. Те, кто напился, блаженно, утомленно отходили, ложились на траву.

– Прошу вас. – Блестя глянцевитым лицом, облизывая пересохшие, еще не коснувшиеся влаги губы, Антониу протянул Белосельцеву флягу. – Вы можете отдохнуть в тени.

Белосельцев пил, опрокидывая в себя бесконечную струю. Тяжелел от нее, чувствовал, как резко ухает сердце. Оторвался с сожалением, не решившись опустошить всю флягу, возвращая ее Антониу.

– База в лесу, – сказал Антониу, напившись, указывая на войлочную, пыльно-зеленую рощу. – Офицеры решают, атаковать ли сейчас, с приходом батальона. Или дать солдатам отдохнуть и назначить атаку на завтра.

Солдаты сидели на земле в стороне. Белосельцев, присев на траву, оглядывал их пятнистое множество. Из-под тента маленький, плотный, вышел командир. Офицеры, опережая его, бежали к солдатам. Окриками поднимали с земли, строили в колонну. Те послушно вставали, нагружали себя оружием.

– Командир дал приказ к атаке. – Антониу, расставшись со своей папочкой, держа в руках автомат, подошел к Белосельцеву. – В прошлый раз так же гнались за противником, окружили базу, ждали сутки. Противник успел уйти. Командир сказал, так нельзя воевать, нельзя победить. Надо до вечера взять базу, – и ушел к солдатам, оживленный, взволнованный.

Солдаты подтягивались, дробились на отделения. Впрягались в короткоствольную пушечку. Пошли нестройной шелестящей колонной через белесую низину к пыльным перелескам, пропадая и возникая в прогалах, пока не исчезли, оставив пыльное длинное облако, словно превратились в белесый дым.

Белосельцев смотрел им вслед, испытывая чувство абсурда, словно это уже было когда-то, с ним и не с ним, здесь ли, на юге Африки, или в горах Гиндукуша, или в рыжих болотах Меконга, или в ядовитом тумане Рио-Коко, когда все опять повторяется – нестройные цепи солдат, бодрящий шаг офицеров, тусклый отсвет металла, и потом от пропавшей колонны остается солнечное висящее облако, словно она превратилась в пар и ушла навсегда, в небеса, а он сидит на земле, в непонимании жизни, и по его испачканной пыльной руке ползет малая прозрачная мошка.

Он сидел без движения, чувствуя медленное раскаленное время, текущее над низиной, заливающее глазницы ровным слепящим жаром. В лесу, похожем на пыльный войлок, раздались минометные залпы. Им ответил стук пулеметов. В эти звуки, добавляя мелкие трески, вмешались автоматные очереди. Их становилось все больше. Лес трещал, хрустел, словно в нем насыпали хрустящую гору. Звук карабкался по этой горе, выше и выше, утончаясь к вершине, ослабевал, опадал и в последних стуках и тресках замер, повис. Над лесом поднялось едва заметное прозрачное облако, будто кто-то улетал в небеса, унося с собой легкий солнечный прах.