Поль Авиньон - Диалоги пениса

Но сегодня что-то не фартит! Новая охранная видеосистема обнаруживает их примитивный розыгрыш. И едва Жан Ринальдо покидает кассу после исполнения своего номера, по обе стороны от Фариды и ребятишек уже стоят два охранника. Один чек на две тележки! Немедленно в Дирекцию, в кабинет начальника службы безопасности!

Жан Ринальдо делает Фариде и детям знак: «Переходим к плану В!»

— Вот как! Вы совершили кражу на… Посмотрим, товар на сумму… 251 евро и 35 центов. Мы подадим жалобу по установленной форме, но все же в ваших интересах уплатить. Возможно, это смягчит судью.

В соответствии с планом В, дети в течение пяти минут выдавливают из своих тел все имеющиеся у них слезы. Жан Ринальдо прерывает директора:

— Позвольте им выйти, прошу вас, это зрелище не для детей.

Директор неохотно дает указание одному из охранников, чтобы тот увел из кабинета два крикливых фонтанчика. Едва за ними закрывается дверь, Фарида вскакивает, срывает пуговицы со своей блузки и с криком скидывает с себя лифчик. Жан Ринальдо отталкивает двух охранников, давая жене время как следует разорвать юбку и резинку на своих трусиках. Теперь она наполовину раздета и принимается вопить: «Насилуют, на помощь…»

Директор набрасывается на молодую женщину, затыкая ей рот. Двое силачей из службы безопасности усмиряют Жана Ринальдо. Глядя на директора, с трудом приходящего в себя, он улыбается уголками рта.

— Не надейтесь обставить меня, старина, — говорит директор. — Кабинет находится под видеонаблюдением. Никто не поверит в вашу историю с изнасилованием, суд — тем более.

Жан Ринальдо размышляет очень быстро. Срочно найти план С — и вперед , как говаривал тесть!

— Как на ваш взгляд моя жена, ладненькая, правда? Оставляю ее вам троим на полчаса, но за это я хочу получить все кассеты.

— О! Месье… Как вы смеете…?

Через две минуты Жан Ринальдо выходит из кабинета. Один.

— Папа? Почему мама остается?

— Не твоя забота, она скоро вернется… А мы покатаемся на карусели.

— Ух ты!!!

Еще чуть-чуть, и Жан Одран, поглаживающий большим и указательным пальцем свои тонкие джентельменские усики, выглядел бы впечатляюще — в своем блейзере цвета морской волны, с золотыми пуговицами, и своих брюках из белого альпака. Еще чуть-чуть, и он сошел бы за светского человека — будь у него яхта, сочетающаяся с его блейзером, не будь альпака потерта на ягодицах, и будь он сам помоложе лет на двадцать. Но что поделать — Жану Одрану семьдесят один год, он трепач, и над ним посмеиваются опытные физиономисты из казино в Аяччо. Но несмотря ни на что, Жан Одран продолжает верить, что наконец-то дорвался до киношной жизни, о которой всегда мечтал. Сорок лет он заведовал бухгалтерской отчетностью в крупной морской кампании Круизы Балло и, теперь, выйдя на пенсию, всецело посвящает себя порочной своей страсти. Когда он оказывается перед рулеткой, его охватывает ощущение полноты жизни, за столом, где играют в блекджек, он обретает желанный накал эмоций, даже глядя на вращающийся барабан игрального автомата, он дрожит от волнения. Прежде он довольствовался тем, что провожал взглядом уходящие в море пассажирские суда своей кампании, теперь же настал его черед тешить себя иллюзией собственного богатства.

Воплощение его мечты длилось ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы растратить все его сбережения за сорок лет, наследство жены, два банковских кредита и скромную ссуду, наивно предоставленную ему одним из двоих его сыновей. Хорошо еще, что его горгона-жена Ивонна присматривает за домом в Аяччо, иначе давным-давно бы уже запылилось зеленое сукно! Сегодня Жан Одран проигрался в пух и прах — он разгромлен и обобран подчистую. Сухая чистка! Только что последний свой жетон он отдал одному из одноруких бандитов в холле казино. Это ужасно, последний жетон… Охранник, провожая его взглядом на выходе, не в силах сдержать хохота. Он смешон и жалок, как старый промокший пудель.

Он шатается по порту, гордо выпячивая грудь, при виде какой-нибудь неопытной простушки. И еще этот сынок, выпендрежник Лоран, отказывает ему в поручительстве по ссуде. Хотя прилично зарабатывает: его отели в Порто-Веккьо и Бонифачо вечно переполнены. Мало того, за пятнадцать лет — ни одной бомбы: да он просто обязан раскошелиться и уплатить «корсиканский налог», а как же! Во каковы детки, неблагодарные, несговорчивые, бессовестные обманщики, да еще читают тебе нравоучения! Будто так уж много он просит… Скромное денежное обеспечение. Думаешь, ему есть дело до благополучия старого отца? Подонок! А невестка и того хуже! Расстарался найти точное подобие своей мамочки, только помоложе — паршивец! Тощая и узловатая, как оливковое дерево, милая и грациозная, как ночной горшок! И такая же заскорузлая, как Ивонна. Ах, чтоб она сдохла, эта старуха. И проклятый домишко стоит сейчас раз в двадцать дороже, чем он за него уплатил тридцать лет назад. А может, и того больше! Она цепляется за него, как мидия за камень, держась с таким упорством, как род Гримальди за скалу по прозвищу Монако! Старая подошва! За цену, которую дали бы за эту развалюху, он смог бы играть по-крупному лет десять, достаточно времени, чтобы умереть красиво!