Том Роббинс - Вилла «Инкогнито»

Сердце Дики не то чтобы было разбито – оно было выжато досуха. Он чувствовал себя комнатным цветком в заброшенном доме. Семь месяцев он кувыркался в водах жизни – и вот гидронасос пришлось заложить, поскольку стало нечем платить за воду.

На дне канавы еще бил родничок, оставались еще неисследованные области человеческой мысли, но нырять уже было никак невозможно. «Тренер» его бросил, интерес к обыденной жизни был утерян, и он остался с миром один на один, взведенный как курок и выжатый до капли. Опасаясь, что в таком состоянии недолго и засохнуть окончательно, и будучи по натуре человеком слишком жизнерадостным, чтобы впадать в депрессию надолго, он заставил себя действовать. Сдав выпускные экзамены, Дики, невзирая на сопротивление родителей, записался в ВВС.

– Тебя погонят во Вьетнам! – вопили они.

– Очень на это надеюсь, – бурчал Дики и не кривил душой, хотя и сам до конца не понимал почему – особенно после всех антивоенных тирад, выслушанных им в «Носороге».

Предаваясь самоанализу, он вспоминал последнюю ночь с Шарлин. Они лежали на ее узеньком матраце, спальник, служивший одеялом, был отброшен в сторону – так быстрее остывали разгоряченные бурным коитусом тела. Дики все рассуждал о том, что в законах, которым подчиняется Вселенная, главное не материя, а замысел, или о чем-то в этом роде, вычитанном у Бакминстера Фуллера, и только собрался построить собственную теорию, как вдруг заметил странный свет в глазах Шарлин.

Много лет спустя он будет порой замечать тот же свет в глазах Лизы Ко и всякий раз будет удивляться тому, что этот свет сочится из древних и исключительно женских недр. Это было едва различимое сияние, исполненное, хотите верьте, хотите нет (пусть циники глумятся, сколько им вздумается), сакрального смысла; однако ни Папа Римский, ни просветленный гуру, равно как и актер, исполняющий роль Папы или гуру, никогда не смогли бы его изобразить. Так, наверное, может смотреть лисица на своих лисят, но это, как и лактация, вне мужской компетенции. Коли на то пошло, и в женщинах такой свет встречается нечасто, и Дики мог только догадываться о его древнем и загадочном происхождении, хотя мира Зверей-Предков его воображение скорее всего не постигло бы.

Как бы там ни было, но он подметил какое-то новое выражение глаз Шарлин, когда она той ночью повернулась к нему и, прервав его тираду, сказала:

– Ты, главное, старичок, помни, что головная кость соединяется с костью сердца.

– Что-что?

– Понимаешь, старичок, когда я с тобой познакомилась, ты на самом деле жил в согласии с чувствами. Это-то, наверное, меня и завело. Ты жил сердцем. А теперь собрал вещички и переехал в голову. – Она приподнялась, опершись на локоть. – А должно быть, старичок, и то, и то. Пускай ты самый что ни на есть чувствительный или умный-заумный и образованный – надо быть и тем, и этим сразу, а если между умом и сердцем нету связи, если они не делают общее дело, тогда, старичок, получается, что ты прыгаешь по жизни на одной ноге. Сам ты можешь думать, что идешь нормально или даже бежишь, а оказывается, всего-навсего прыгаешь. Ты – попрыгунчик. А связь эту нужно поддерживать.

Шарлин зевнула, чмокнула его в щеку, снова зевнула и заснула.

Когда он, летя в Техас на курсы боевой подготовки, вспомнил это, то решил, что записку она ему все-таки оставила.

И еще решил, что Вьетнам не худшее место, где можно попробовать наладить связь между головой и сердцем.

Тук-тук!

– Кто там?

– Старший инспектор Ведомства Судьбы и Перемен.

– Ты и вправду Старший инспектор Ведомства Судьбы и Перемен?

– Дурачок ты, что ли? Нету такого ведомства. Я – Оголтелый Лототрон Слепого Случая. Если ты углядишь в моих хаотичных метаниях систему – что ж, твое право, но если тебе вздумается принимать на основе своих выкладок важные решения – будь готов к сюрпризам.

Не важно, как и по каким законам предопределяется судьба, кто автор нашей книги жизни – божественный промысл, случай или сила воли, – однако очевидно, что одно ведет, пусть и окольным путем, к другому; а в истории Дики Голдуайра колеса будущего крутились все быстрее.

Бабушка Дики была из старинного семейства табачных плантаторов, она субсидировала избирательные кампании нескольких каролинских конгрессменов, поэтому стоило ей пустить в ход свои связи, и его тут же приняли в военное училище. Дики не помышлял о карьере офицера, ему это и в голову не приходило, но как человек, привыкший к привилегиям, он принял такой поворот судьбы как должное. Из училища он вышел вторым лейтенантом, и его направили в школу штурманов.