Айрис Мердок - Колокол

После этих романтических приключений следующий день для Доры занялся так, что это ее слегка отрезвило. Пол, тщетно проискав ее и по ходу дела насажав в руку колючек от куста дрока, был расстроен, когда, вернувшись, нашел ее в постели; расстроен он был и когда они очнулись утром от короткого сна. Вкусы своей жены он знал достаточно хорошо, чтобы подозревать, что обычно она не предается уединенному общению с природой, да к тому же ночью, и не скрывал, что рассказ ее о прогулке при луне находит неубедительным. Без колебаний называл он и имена, когда выстраивал альтернативную версию. Запуганная перед завтраком, Дора была в слезах, она искренне сочувствовала страданиям Пола и считала себя на сей раз несправедливо обвиняемой и лишенной возможности все объяснить. Пол, все сильнее расстраивающийся, настоял тогда, что утро они проведут вместе; он вывел ее на прогулку, которая была пыткой для них обоих, и вообще вел себя так, будто она его пленница. Это исключало для Доры всякую возможность связаться с Тоби, с которым во время их милого прощания минувшей ночью она забыла условиться о свидании на следующую ночь. Исключало это для нее и возможность навестить колокол, она же собиралась посвятить часть дня тому, чтобы очистить, подготовить его к предстоящему театральному появлению. Одна Дора оставалась утром только на те десять минут, когда Марк Стрэффорд вынимал Полу шип из пальца. Но Дора не осмелилась искать Тоби в такой короткий промежуток и удрученно просидела в гостиной, пока не вернулся Пол, по-прежнему черный от злости и сильно пропахший деттоловой мазью.

Ланч прошел мрачно. Все, похоже, были взбудоражены. Тоби, который явно уловил волны подавляемой ярости, исходившие от мужа Доры, выглядел подавленно и старался никому не смотреть в глаза. Миссис Марк волновалась из-за приезда епископа. Майкл выглядел больным. Марк Стрэффорд был повержен в уныние извещением о прибытии на следующей неделе ревизора. Кэтрин казалась более нервозной, чем обычно, а Пэтчуэй был зол оттого, что ветер оборвал все бобовые плети. Один только Джеймс обращал на всех безмятежное радостное лицо, создавая вокруг себя атмосферу здоровой, энергичной уверенности, слушал себе самозабвенно чтение миссис Марк из Франсуа де Сале [48] Франсуа де Сале (1567-1622) — епископ, канонизирован в 1665 г.; автop многочисленных богословских сочинений. и вроде бы совершенно не замечал, что все остальные отнюдь не так безмятежны, как он сам.

После обеда Пол продолжал с маниакальной бдительностью надзирать за своей женой. Дора теперь уже всерьез тревожилась о ночных приготовлениях. Укрывшись в уборной, она умудрилась написать Тоби короткую записочку, которую вложила в простой конверт и сунула в карман. Записка гласила: «Прости, что не договорилась с тобой о встрече. Жди у сторожки в два часа ночи». Передать это мальчику она надеялась, только полагаясь на хорошо известную неспособность Пола пробыть больше определенного числа часов вдали от своей работы. Ближе к трем она с радостью заметила, что он начинает томиться, а еще через полчаса он отбыл в направлении приемных, сдав свою пленницу на руки миссис Марк, которой потребовалась ее помощь в украшении нового колокола.

Этим они сейчас и занимались. Новый колокол, водруженный на тележку, стоял на гравийной площадке у трапезной. Двери в трапезную были распахнуты настежь, за ними открывались столы, покрытые по такому случаю скатертями и сервированные «а-ля фуршет», чаепитие из-за ненадежной погоды было невозможно провести, как первоначально рисовала себе миссис Марк, на открытом воздухе. Благодаря помощи тех, кого Джеймс именовал деревенским гаремом Пэтчуэя, угощение предстояло отменное. К этому времени все уже разглядели колокол и все выразили свое восхищение. Стоя посреди площадки, сверкая на мигающем солнце гладкой полированной бронзой, как золотом, он выглядел донельзя странно и все же был исполнен могущества и значительности. Поверхность у него была ровная, за исключением каймы с

орнаментом, обхватывавшей его чуть повыше обода, и надписи, составленной епископом, ревностным почитателем старины: "Defunctos ploro, vivos voco, fulmina frango" [49] «Мертвых оплакиваю, живых призываю, молнии ломаю» (лат.). Слова эти почти точно воспроизводят надпись на колоколе в Шаффгаузене, отлитом в 1486 г.: "Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango". Ф. Шиллер поставил эту надпись эпиграфом к «Песне о колоколе» (1799) . Ha плече у колокола было также написано — видеть это Доре было странно -"Gabriel vocor".