«Она, разумеется, не хочет, чтобы заметили нашу близость, – подумал он. – И она права».
Пару раз она дружески махнула ему издалека. У нее была странная манера морщить лоб, отчего между глаз, над носом, появлялась забавная складка. Казалось, она говорила: «Да, может показаться, что я далеко, а на самом деле здесь, совсем близко от вас». Он поджидал этих знаков и даже умудрялся отвечать на них так, что прекрасные незнакомки, разговаривающие с ним о его лекциях, ничего не замечали. Около восьми к нему подошел Сент-Астье и вполголоса произнес:
– Глубокоуважаемый господин Фонтен, окажите мне честь. Я прошу вас остаться, когда схлынет эта толпа. Я хочу пригласить несколько друзей на небольшой ужин.
– Мне очень жаль, – ответил Фонтен, – но еще утром я пообещал госпоже Гарсиа, что поужинаю с ней.
– С Лолитой?.. Я буду счастлив пригласить и ее тоже.
– Вы очень любезны, господин министр. Увы! Это невозможно. Я хочу обсудить с этой молодой актрисой одну важную вещь: гастроли во Франции, переводы…
Обиженный и уязвленный отказом, Сент-Астье холодно произнес:
– Как вам будет угодно… Но я не министр.
Мгновение спустя Фонтен кивнул Долорес, и она, сдвинув брови, кивнула ему в ответ. С наивной предосторожностью, которая никого из присутствующих не обманула, он подождал, пока она не выйдет, и стал прощаться. Ее он настиг возле двери. Дом Сент-Астье находился на краю большой оливковой рощи, при этом, как ни странно, в самом центре города. Вдаль, насколько хватало глаз, тянулись узловатые стволы аккуратно высаженных деревьев. При свете луны блестели зеленые листья с белой, почти серебристой изнанкой.
– Какая греческая красота, – заметил Фонтен. – Можно подумать, что это античная роща, по которой бродили поэты, или, может, унылый, мрачный lucus , [27] Священная роща (лат.) .
где в преисподней встречаются влюбленные. У меня такое впечатление, что, если мы с вами углубимся в этот голубоватый сад, мы забудем прошлое и больше никогда не вернемся на землю. Наверное, где-то неподалеку протекает Лета… Она катит свои благотворные воды.
– А вот и моя машина, – сказала она. – Садитесь, Гийом. Молодой человек выглядел грустным, еще более грустным, чем обычно, вам так не показалось?.. Цветы были подобраны просто божественно, и все-таки в доме чувствуется отсутствие женской руки…
– Он рассердился, потому что я оставил праздник, чтобы последовать за вами. Он хотел, чтобы мы оба остались на ужин, но ни за что на свете я не согласился бы лишить себя этого удовольствия: сбежать вместе с вами.
– Querido , [28] Любимый (исп.) .
– сказала она, положив руку на руку Гийома.
Она села за руль, и машина тронулась с места.
* * *
Кантри-клуб оказался особняком в испано-мавританском стиле дворца Мирафлорес, утопающим в цветах. Долорес заняла столик на террасе. Народу было не много. Фонтен, сидя напротив, чувствовал себя спокойным, расслабленным, счастливым.
– Что вы будете есть? – спросил он.
– О, я ем так мало! Обычно красное мясо с кровью и хорошее французское вино.
Он подумал, что гастрономическими пристрастиями она походит на Ванду. Но если та набрасывалась на свой бифштекс, как тигрица, Долорес, съев два кусочка, больше не прикасалась к мясу и тянула стаканчик бургундского. Фонтен расспрашивал ее о жизни, и она рассказывала про эстансиа, в котором она родилась, о том, как каталась без седла на лошадях, ловила животных лассо, о мощенном мозаикой патио, где пели фонтаны. Потом ее отправили в монастырь. Одна очень красивая французская монахиня, сестра Анна, привязалась к девочке и предложила ей сыграть Эсфирь, что и определило ее призвание актрисы.
– Потом я ходила на спектакли всех французских трупп, которые здесь гастролировали. Денег у меня было не много, потому что я была младшей дочерью в большом семействе, как Золушка. Великая испанская актриса, приехавшая сюда на один сезон, давала мне бесплатные уроки. Она уверяла, что у меня есть талант… Да-да, именно так она и говорила, очень добрая женщина… Она умоляла меня посвятить жизнь искусству. Я вам уже говорила, что у меня… come se dice?.. железная воля. Моя мать осталась вдовой и так плохо управляла поместьем, что разорила нас. Нужно было как-то жить. Я выучила несколько ролей своего амплуа и в восемнадцать лет попыталась показаться в театре. Увы! Я быстро поняла, что без покровителей женщины в моей стране ничего не могут. Один женатый мужчина, не слишком молодой, но красивый и очень образованный, что меня и привлекало в нем, содержал театральную труппу. Он сделал меня своей любовницей. Эти богачи, Гийом, как я их ненавижу! Они заманивают в ловушку целомудрие, красоту, юность, они требуют от женщин добродетелей, а сами не считают нужным быть добродетельными… Вы знаете стихи Альфонсины Сторни?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу